Тайный код гения

Самые смешные вещи он говорил с серьезным выражением лица, и никто не знал: шутит он или нет. Он понимал, что находится в состоянии поэта. Как на картинке в хрестоматии. Поэт с лирой в руках смотрит куда-то ввысь и декламирует вирши.

Он придумывал людям биографии, имена, события.

А еще он любил собирать друзей весной во время разлива Днепра на затопленной Слободке.

В сумерках трактиры и чайные на сваях представлялись гимназистам далекой Венецией. Очертания становились зыбкими, легкими.

Миша воображал, что они на острове, к которому подступает вода, и скоро все погибнут. Или после жестокого шторма их выбросило на сушу. Они спаслись и коротают время до прихода корабля, который уже спешит им на помощь.

Однажды, когда он рассказывал очередную историю, вдруг ощутил присутствие еще кого-то. Как будто вызванные силой его воображения люди обрели плоть и находились рядом. Он смотрел в воду, в которой отражались слабые огоньки, и по спине прошла дрожь. Словно дыхание иных миров долетело до него и заполнило собой пространство.

Тогда он понял странную вещь: придуманные истории, ярче и жизненней настоящих, к тому же грань между воображением и реальностью очень тонка. Иногда она стирается и невозможно определить: что фантазия, а что взаправду. Люди охотно верят выдумке, потому что реальная жизнь часто скучна, ужасна или трагична. А в голове всегда можно все исправить, сделать так, как захочешь сам.

Но после того как история рассказана, ощущаешь странный холодок волнения и грусть, будто расстался с чем-то дорогим, и в этот момент возникает желание остаться одному и побродить по улицам Киева, заглядывая в лица встречным девушкам.

У них ясные глаза и быстрые улыбки. Легкие движения. Когда-то он влюбится, и все будет как в водевилях или драмах. Страдания, разлуки влюбленных, интриги родных. Но все закончится хорошо и счастливо.

Столько разных удовольствий. Хочется и того, и другого, но кажется, отец серьезно болен, и невозможно даже подумать, что все может измениться. Пусть все будет по-старому, по-прежнему. И сегодня, и долгие годы. Уютный большой дом, много людей, близких, родных, которые понимают с полуслова. Тепло дома осязаемо, оно как воздух, которым дышишь. И жить без этого нельзя. Все можно пережить, если есть дом, где ты можешь быть самим собой: сочинять, придумывать или просто сидеть в тишине.

Последний дом, где они сейчас жили, был похож на маленькую крепость или раковину, просмоленную солнцем и морем. И находится он на лучшей улице, Андреевском спуске, а наверху в небе плывет церковь Растрелли, нарядная, красивая.

И он хочет жить в этом доме долго-долго.

И внутри него начинает звучать музыка — блаженно-сказочный вальс из «Фауста». Когда он услышал его, то понял, что заболел этой музыкой. И уже ходил несколько раз на эту оперу. И пойдет еще. Бесподобная музыка, от которой замирает сердце, от восторга и предчувствия чего-то важного, необыкновенного. Волнующего.

Иногда он заходил в кабинет отца и подходил к книжному шкафу. Книги внушали ему почти благоговейный трепет. Он проводил пальцем по корешкам книг и читал названия. «Труды Духовной Академии», «Ориген», «Современное франкмасонство в его отношении к церкви и государству», «Августин Блаженный». Иногда он брал книги и читал.

Когда он вырастет, прочтет всю библиотеку отца. Но это позже.

Он взял в руки книгу Августина Блаженного «Исповедь».

Открыл ее.

«Совершенно ясно теперь одно, ни будущего, ни прошлого нет, и неправильно говорить о существовании трех времен: прошедшего, настоящего и будущего… есть три времени — настоящее прошедшего, настоящее настоящего и настоящее будущего. Некие три времени эти существуют в нашей душе, и нигде в другом месте я их не вижу: настоящее прошедшего — это память; настоящее настоящего — это непосредственное созерцание; настоящее будущего — его ожидание».

Он запнулся, а потом продолжил: «душа и ждет, и внимает, и помнит: то, чего она ждет, проходит через то, чему она внимает, и уходит туда, о чем она вспоминает»…

Он не заметил, как сказал эти слова вслух.

Сзади он услышал характерное отцовское покашливание.

— Хм. Похвально, что ты этим интересуешься.

— Как поэтично! — вырвалось у него. — И как печально!

Отец подошел к столу и сел в кресло.

— Августин Блаженный почитаемый святой. На заре христианства церковь была другой и воззрения были несколько иные.

— Какие?

— Хм, — услышал он во второй раз. — Боюсь, что сейчас ты не сможешь понять это в полной мере. Вот когда вырастешь. Могу только сказать, что церковь тогда обращалась к незамутненному источнику. Меня радует, что по Закону Божьему у тебя пять. Остальные предметы идут не так хорошо.

— А будет ли время, когда в мире не останется загадок?

Отец спрятал в усах улыбку.

— Я приветствую твой пытливый ум, пусть не остановит тебя на этом поприще никто и ничто. Если ты сам вложишь свой труд в познание истины, это уже приблизит момент, когда тайны мира будут раскрыты. Но Тайна Бога раскрыта не будет, к Богу можно только приблизиться, путем жизнью праведной и исполнением его заповедей. Вот кем ты, например, хочешь стать?