Тайный монах

Первый раз, когда Яша решился «держать слово» перед Мишкой Япончиком, прозвучало предложение «не размениваться по мелочам»: «Яша, банки надо брать, банки! Мы не бычки какие-то!»

Мишка Япончик сразу заприметил сообразительность юного друга, но в бурном ноябре 1917 года ему было не до него. Как говорили в Одессе: «У вас своя свадьба, а у нас – и здесь неплохо!». Пока большевики делали свою бескровную революцию с холостыми залпами в Петрограде, Мишка Япончик объявил в отдельном районе Одессы – Молдаванке – не больше и не меньше – о создании «молдаванской республики».

При этом, держа свой «нос по ветру», призвал бандитов Одессы не грабить рабочих, а «перенести свою деятельность в центральные и буржуазные кварталы».

Природный нюх Мишу почти никогда не подводил. Он быстро понял, что «молдаванская республика» – это очень хорошо и романтично, но власть нужно уважать. Поэтому и выступил основателем первого Одесского добровольного военного «железного отряда», ставшего ядром третьей советской украинской армии.

Яков Кумкин, желая достичь уровня не менее, чем генерала, понимал, что начать, хоть и вполне символично, нужно с солдата. И в январе 1918 года он направляется рядовым в родной «железный отряд». Но видимо, что очень весело играла музыка на Молдаванке, и Яша Кумкин уже через два месяца становится помощником начштаба армии, а еще через месяц его «за особые боевые заслуги» назначают комиссаром революционного военного совета армии.

Как положено, для реализации «накопленных знаний» требуется соответствующая должность, и Яша Кумкин не пренебрег своими возможностями. В должности комиссара он «талантливо» берет… банк в Славянске. И как Попандополо с известного фильма «Свадьба в Малиновке» делит все по-честному: чуть-чуть, и еще чуть – себе, а остальное, все же, родной кассе эсеров.

Возможно, благодаря этому в июне 1918 года по «эсеровской квоте» он был направлен на службу в ВЧК. Не прошло и месяца, как Яков Кумкин сделал свой исторический выстрел.

Он вошел в историю, как первый и последний эсер-террорист с мандатом ВЧК. Шестого июля он убил посла Германии в России. От этого никогда не открещивался: «Чего сторониться своего героизма?». И, даже наоборот, это событие стало его визиткой. Подходя знакомиться в кругах чиновников и интеллигенции, он, приближаясь к своей очередной симпатичной будущей пассии, представлялся:

– Я – Яков Кумкин. Да-да, именно тот. Это я убил посла, – и сразу включал во все сияние свою завораживающую волшебную улыбку, наклоняясь к ручке дамы, чтобы отметить ее своим поцелуем.

Государство должно было сымитировать свое негативное отношение к чекисту-террористу – объявить в розыск, назначить вознаграждение и… готовить ему новое назначение и разрабатывать новую задачу. Но это произошло несколько позже.

А сейчас, когда холодный ветер поднимал снег и пригоршнями бросал его в прохожих, Якову Кумкину неистово хотелось только одного – или, наконец, скрыться от лютой метели и, при оказии, «обрубить хвост», или сначала «обрубить хвост», а уж потом согреться. Но вышло иначе. Как всегда. Какая-то невидимая рука вела его своим путем.

* * *

В прокуренном зале лектории Балтийского флота было дымно, грязно и тесно, как в жестянке, набитой килькой. Яков с помощью молодых нахальных локтей и употребления отборочных изысканных одесских матов вместо извинений, таки завоевал для себя право на «свободное сидячее место».

Сначала у него возникло неудержимое банальное желание «задремать» – отдаться воле сна и тепла. Но, возможно, именно благодаря такому положению и голосу лектора, что журчал словно горный ручей, неслышный для суетливых и певучий для тех, кто умеет слушать Природу, Якову стало казаться, что лектор именно для него рассказывает нечто сокровенное.

Зал притих. Только кое-где слышалось шуршание матросских бушлатов и сопение изумленной матросни. В аудитории установилась некая фантасмагорическая идиллия. «В глубине Азии, на границе Афганистана, Тибета и Индии, среди восьми снежных вершин, похожих на перевернутые лепестки цветущего лотоса есть таинственная страна…».

Яков словно грезил: «Неужели это голос лектора, а не продолжение уроков Шолом-Алейхема?»