Тайный монах

Если честно – я не догонял. Или же, моё воображение попросту ещё не могло оторваться от накопленных мною материальных знаний.

– Ну, хоть как-то приземлить, увязать с традиционным пониманием материи, атома это можно? – взмолился я, пытаясь приблизиться к полёту мысли Семёныча.

– Долгое время мы считали атом мельчайшим, незыблемым и неделимым, не всматриваясь в его природу. Но сегодня существует иной подход к определению сущности атома, заключающийся в том, что атом – это концентрированная энергия. Вообще, то, о чём мы сейчас с тобой говорим – биохимия, биофизика – это очень близко, а может и существует как-то параллельно с ядерной физикой. Точка – просто огромная концентрация энергии в очень малой массе материи – вот что их роднит. А освобождение атомной энергии может привести к непредвиденным катаклизмам. Об этом знает каждый школьник. Но мы с тобой сейчас, оперируя такими, как ты сказал, астрономическими цифрами, можем вообразить, что человеческий организм – это такое же сжатое пространство с одной стороны – как и атом, с другой – как и Вселенная. И огромные поверхности, заключённые в нашем организме, содержат просто колоссальное количество энергии. А когда максимум энергии заключается в ограниченном пространстве, создаётся потенциальная опасность высвобождения энергии – взрыва, разрушений, катаклизмов…

В моём мозгу, начавшем работать, словно отремонтированный и хорошо отлаженный часовой механизм реставрированного средневекового замка, всплыла чёрно-белая картинка шестидесятилетней давности. Я увидел жуткого бело-пепельного «гриба» атомного взрыва над Хиросимой.

Воображение растормошило свою двоюродную сестру – фантазию. И мне вскоре увиделось дышащее звёздное небо (а с чем ещё мог я ассоциировать Вселенную?). Затем этот кошмарный, но почему-то беззвучный взрыв Вселенной, который выразился в том, что кто-то, будто тщательно вытирая от следов ещё дышащего звёздного неба белоснежную доску, вдруг мгновенно всё стёр. Вокруг осталась только слепящая белизной пустота.

Всмотревшись, я увидел в пустоте один отчётливый контур Человека. Меня охватило просто всесокрушающее желание: «Нет, не дать ему взорваться!». Вдруг нежное земное тепло охватило всё моё естество:

«Мил Человек, пора просыпаться», – я открыл глаза. Меня никто не тряс. Склонившись надо мной, стояли Владимир Иванович и Семёныч, положивший свою руку на моё плечо.

– Ну что, товарищ старший лейтенант, спим на занятиях? – с добродушно-ехидной улыбкой, как ему, наверное, показалось, сострил Владимир Иванович.

– И что снилось? – как-то по-отечески участливо поинтересовался, перестав быть Кощеюшкой, Семёныч.

– Кошмар какой-то, – выдавил я из окаменевшего горла звуки, преображая их пересохшими губами в слова. – Хиросима. Вселенная. Взрыв. Человек…

– Успокойтесь, – нежно-тёплая рука Семёныча смахнула испарину с моего лба. – Не надо смотреть на сны, как на банальное отображение нашей действительности в прошлом или даже в будущем. Сон – это игры вашего подсознания с отдыхающим в это время сознанием, которое что-то вам подсказывает, на что-то хочет обратить ваше внимание.

– А на что?

– Точных ответов не существует. Тем более со стороны. Попробуйте найти ответ на этот вопрос где-то внутри себя. Может, подскажет разум, а может – сердце. – Семёныч остановился, над чем-то размышляя. – Я бы рекомендовал задуматься над тем, чем для вас был вот этот последний образ – образ Человека. Почему вы так отчаянно пытались его спасти?