Тайный покупатель

- Ты похож на идиота, - заметил он, не задумываясь и тут же смягчил: - Не хочешь тату, и молодец. – Он сел на кровать. – Понимаешь, Антон, я рос маменькиным сынком. Мама говорила: главное – китайский. Папа гворил: главное – немецкий. И я послушно учил китайский. Мама говорила: английский. Я учил английский. И так всю жизнь. Но я восстал и вот – такой. Староверов тебя всё в какой-то бизнес тянет секретный, а я бы организовал тату-салон, ты бы там кольщиком приличные деньги поднимал, всем нужны буковки и иероглифы. - Мне понравилось, что он, как и я называет Староверова Староверовым, а не папой.

- Нет. Я крови боюсь.

- Никакой крови, что ты, сейчас техника на грани фантастики, скоро человека в камеру будут запихивать и пять-дэ принтер сам всё ему наколет.

Наряжный как и Староверов, сразу тоже куда-то тянет, всёто они выгоду из меня хотят извлеч. Я терялся с этим красивым мужиком. Он был похож на отца, и лицо, и нос, но всё сглаженное, не такое рельефное, не противогазное.

- Я к тебе часто буду заходить. Считай, что я твой опекун.

Я ждал, что он скажет: ты мой брат, но он не говорил так. Да и пошёл бы он…

- Я сам справляюсь. Я с двух лет…

- Знаю, знаю. С двух лет одевался, с трёх еду подогревал, в шесть попрятал все часы, чтобы время остановить. Я всё про тебя знаю.

- В пять я читать научился. – Я перебил, неприятно знать, что посторонние всё о тебе знают.

- Да понятно всё, Антоний. Значит, у меня ты работать не хочешь.

- В тату-салоне?

- Нет. Это мечты. В офисе редакции?

- Нет.

- Я не буду тебя заставлять. На практику всё равно приползёшь. Жить, учиться и работать завещали, как видим, не тебе. Я и сам, по чесноку, не работал, когда учился, мама не разрешала.

- Я не против работы. Но пока, честно, не получается. – Я избегал называть его по имени.

Это была чистая правда. Остаток сентября в Москве выдался нервным, суетным. Группа, расписание, покупка учебников, и – чтение. Мама меня предупредила, что надо начинать читать с первого дня, иначе это несерьёзное обучение.

- Походим по библиотекам, по заданию папы, в отделы редких книг – тебе интересно будет. И кружок будем посещать с тобой.

- Какой кружок?

- Древнерусской литературы. Я тебя отведу, познакомлю, а дальше сам, Антоний, сам. Я строславянский неособо.

- Так и я!

- Но Староверов сказал…

- Да мало ли, что он сказал, - отмахнулся я.

До Нового года мы и вправду с Володей ходили вместе. И в библиотеки, и на кружок. Да, он стал ходить со мной на кружок. Мы с ним подружились и он через месяц стал меня называть «брательник». После Нового года он перестал меня сопровождать, но у меня появились друзья в группе, и в кружке, появились и те, с кем сходить в библиотеку, в театр. В кино я редко ходил и только на мультики.

Не считая нервотрёпки с военной кафедрой, четыре года я жил спокойно, в согласии с собой, жил, учился и не работал, практику у Владимира, в школе и лагерях за работу не считаю. Как только я передал квалификационную работу рецензенту, ко мне приехал Староверов. Это в мае-месяце, когда у детей экзамены на носу. Староверов нисколько не изменился за эти четыре года. Его конечно же не заменил мне Владимир, но к брату я тоже очень привязался. И вот мой отец тут и у него ко мне разговор: что планируешь, как собираешься, и так далее.

- Поступать в магистратуру собираюсь, - отвечаю.

- В курсе, - отец сел на кресло и вытянул ноги. – Устал что-то, всё бегаю, бегаю, ношусь, ношусь. По нашим с тобой делам. Я надеюсь, Антоний, даже уверен, что ты начнёшь думать о нашем деле.

Читай: моём, подумал я.

- То есть? Преподавать, как ты? В школе?

- Ну что ты. Ты прекрасно помнишь наш тот разговор. Почти всё готово. Можно начинать. Я надеюсь, ты не собираешься оставаться до выпускного? Когда защита?

- Защита скоро. Потом экзамены в магистратуру. И я… - я замешкался, не зная как обратиться к родному отцу. – Я собираюсь работать… с осени. И учиться. В магистратуре два раза в неделю учиться.

- Где работать? – Староверов конечно понял, что я ему сейчас откажу, но играл непонятку.

- Ещё не нашёл. Но мне давно уже не восемнадцать, везде возьмут.

- Целых двадцать. Это вечность, - усмехнулся он (маска «снисходительность»). – Я без сарказма. Первые двадцать лет кажутся вечностью, а дальше – смерть.

Я молчал. Пусть болтает про смерть, старики любят думать о конце.

- Но, дорогой Антоний, уговор дороже денег. Ты обещал.

- Что я обещал? Я ничего не обещал. Выслушал твои бредни, это да, из учтивости выслушал.

- Не волнуйся, не кричи! Начинай здесь, в квартире, но придётся ставить свет, стол специальный.

- Какой стол?!

- Удобный, чтобы спина не затекала.

- О чём ты?

- Всё о том, дорогой Антоний… Нет! Ну как ты вырос. По фотографии не так заметно. Вот что значит не курящий, Володя всё дымит…

Он говорил ерунду. При мне Володя никогда не курил, табаком от него пахло, он сетовал, что приходится курить на работе, иногда голова отказывает, а покуришь и хорошо, свободно мыслится, искрится – яркие заголовки.

- Ну так вот. Значит, будешь осваивать мастерство.