На улице было утро. Или, верней сказать, только так считалось, что это утро, а на самом деле еще стояла самая настоящая ночь. Было совсем темно. И шел мокрый снежок. И было холодно. Витька поеживался и по своей противной привычке тихонько скулил:
— Ну да-а, тебе хорошо-о: у тебя теплое пальто. А у меня куртка… Да-а, тебе хорошо-о: ушанку надел. А у меня кепка… А что ты прячешь под пальто?
— Тайна!
— Покажи-и… Ну, покажи-и…
— Не скули! Все равно не покажу. Вот придем на бульвар…
— Покажи сейча-ас!..
— Замолчи!
— А я тогда тебе бабушкин бинокль не дам! Вот!..
— Ха-ха-ха! — сказал я громовым голосом прямо Витьке в лицо. — Сдалось мне твое театральное старье! Отправь его в музей. Понял? У меня есть кое-что получше!
И тут я вытащил из-за пазухи свой полевой бинокль. Витьку на утреннем морозе пот прошиб.
— Бинокль?! Откуда?
— Тайна!.. Сам не знаю.
— Как не знаешь?..
Но тут мы пришли на бульвар. Все лавочки были уже заняты. И это в шесть часов утра! Люди были с телескопами, с подзорными трубами… И только у меня в руках был полевой бинокль!
Рядом с нами на лавочке сидел старичок — маленький, сморщенный, замерзший. А телескоп у него был огромный, на высоком треножнике. Этот телеокопище был похож на какую-то птицу с тонкими ногами и длиннющим клювом, только без крыльев.
— Тише, тише, молодые люди! — зашептал он нам. — Мы присутствуем при великом событии!.,
И мы с Витькой стали переговариваться торжественным шепотом. Я долго разглядывал в свой могучий бинокль и бледное небо, и снежинки, каждая из которых казалась огромным снежным комом, и памятник великому русскому писателю…
А где-то внизу ныл Витик:
— Дай мне-е… Дай посмотре-еть…
Я оторвался от могучего аппарата и взглянул на Витьку. Он, со своим стареньким бабушкиным биноклем, был какой-то очень несчастный и смешной.
— На, посмотри немножко, — сказал я.
Витька прямо впился в круглые стеклянные линзы. И тут по всему бульвару пошел крик: «Летит! Летит!..». И Витька тоже заорал, как полоумный:
— Лети-ит!..
Я вырвал у Нытика бинокль и направил его прямо в небо. И вдруг сердце у меня забилось, и так сильно, что я даже придержал его локтем: я увидел, как по темному небу мчится красная звездочка. Наша! Красная!..
— Ур-ра! — завопил я на весь бульвар.
И маленький замерзший старичок тоже вдруг подхватил хриплым голоском:
— Ур-ра! Ура, друзья мои!..
А когда мы шли с Витькой обратно домой, мы уже твердо решили, что полетим на Луну, на Марс и куда-нибудь еще подальше. Мы знали: обязательно так и будет! Мы знали это совершенно твердо!