Царь встретил его рассуждениями, что неплохо бы приурочить действо к 29 августа. В этот четверг отмечался день Усекновения честной главы Иоанна Крестителя, царь Иван всегда был неравнодушен к этой жуткой истории. Был бы Шубин женщиной его можно было представить Саломеей, заставить плясать на мосту в голом виде, а потом отрубить ему, то есть, — ей голову. Отомстить, так сказать. Шубин хорош был на роль царя Ирода, тут и месть двойная получалась – за Иоанна и за Христа. Но что делать Ироду среди бревен Воровского моста, Грозный еще не придумал.
Федя в свою очередь предложил инсценировать поражение небесным огнем византийских отступников, разомкнувших цепь, перекрывающую константинопольскую бухту Золотой Рог. Это царю понравилось, сели обсуждать детали. Ужин Иван кликнул в свою комнату.
Глава 32.
Рим и Москва
Представление состоялось 29-го, ближе к вечеру, — чтобы оттенить пиротехнику. Его организация кардинально отличалась от аналогичных мероприятий в старом добром Риме.
Во-первых, сроки. Император Калигула, например, объявил бы миру и городу о спектакле за месяц. Лучшие драматурги, известные и поныне, корпели бы день и ночь, потом получили бы по нескольку тысяч золотых сестерциев, дворцы для отдыха ума, рабынь для отдыха тела. На нужды искусства ушел бы бюджет какой-нибудь провинции, не слабее Аттики или Египта, море для водных сцен вырыли бы вручную, а корабли построили специальные — одноразовые.
У нас сценарий написали за два дня до премьеры. Денег было потрачено чуть-чуть, один драматург довольствовался кошельком серебряных монет и царским ужином, другой — вообще ничего не получил, кроме удовольствия. А что он мог получить? У него и так все было.
Народ московский узнал о представлении за день — по базарному объявлению, и безошибочно определил, что это будет очередная казнь. Других спектаклей у нас пока не ставили. Случалась еще война, но батальное представление игралось в этом сезоне на европейских подмостках. Все войска, собранные сегодня по Москве, плотными кольцами окружали несколько бревенчатых строений на кремлевской стороне реки.
Конечно, народ пришел. Вход на берега реки был свободный, погода позволяла расслабиться, торговля в разнос процветала, и пять-шесть тысяч обывателей явились с детьми и в хорошей одежде.
Чем еще отличалась наша сцена от греко-римской, так это нордической сдержанностью. Римляне завели бы музыку. Под сладкие звуки труб, арф и китар сам Император выплыл бы в центр водоема на золотом челне и громко крикнул, придерживая лавровый венок, что вот, господа граждане Рима, извольте насладиться представлением. Прошу обратить милостивое внимание на главного героя. Сей великолепный гигант будет биться с варварами на носу флагманской галеры в исполнении вашего покорного слуги. Поклон. Овация.
Мы в дудки не дули. Бой бубнов был единственным звуком, предшествующим пушечной пальбе. Представление началось без объявления. Знак к началу был подан царем Иваном, стоявшим на кремлевской стене, но публика этого не заметила. Сначала из Замоскворечья по Пятницкому мосту двинулся крестный ход. Золоченые ризы духовенства были лучшими костюмами в Москве, их модели прямо заимствовались из Византии, так что, ничего более театрального и не искали.
Крестный ход с нервным пением валко прошел по мосту, жаль только бубны никто не приглушил. Простой народ не понял, что это означает. Многие посчитали, что публика из замоскворецких церквей перебирается на этот берег прямо с праздника Усекновения. Кремлевской верхушке между стенными зубьями объяснили, что на самом деле это императоры Константин и Александр ведут православных подданных спасаться под сенью Софии Константинопольской.
Крестные ходоки скрылись в прибрежных зарослях. Они еле ноги унесли от «турецких кораблей», расходящихся сверху по течению из кильватерного строя в цепь. Это были обычные лодки на дюжину человек каждая. «Турки» бросили якоря в десятке саженей от моста. С нашей стороны к мосту тяжко погребли такие же лодки с православным войском.
Тут ухнуло, и народ радостно завопил. Деревянные ядра с обеих сторон описали дымные дуги над мостом, шлепнулись в воду и уплыли в сторону заката. Православное воинство осталось неуязвимо заступничеством Богоматери. Пощадила Дева и проклятых агарян. Москвичам стало ясно, что обычными средствами эти безобидные твари Царьграда не возьмут. Все стали ждать предательского подвоха. А чего же еще? Что является ключом к великим победам? Конечно, измена! Она просто генетически впечатана во все военные стратегии.
Предатель в белых одеждах появился немедля. Он неуверенно крался с замоскворецкой стороны. Не совсем понятно было, что затевает этот гад, но главный зритель — он же соавтор произведения — радостно хлопнул себя по бедрам: сейчас изменник разомкнет ворованным ключом золотую цепь Константинопольской бухты, и вражеский флот навалится на оплот нашей веры!