Таис Афинская

Рапсод приблизился к Таис, склонился, коснувшись ее колен, и важно выпрямился. Сзади к нему подошел лирник в темном хитоне, со старомодной густой бородой. Повинуясь кивку юноши, он ударил по струнам. Сильный голос рапсода разнесся по залу, построенному с учетом законов акустики. Поэма — воспевание прелестей Таис — вызвала веселое возбуждение гостей. Рапсоду стали подпевать, а поэты-киклики снова собрались дифирамбическим кругом и служили голосовым аккомпанементом. Каждый новый эпитет в конце строфы импровизированного гимна, подхваченный десятками крепких глоток, гремел по залу. Анаитис — зажигающая, Тарготелея, Анедомаста — дерзкогрудая, Киклотомерион — круглобедрая, Тельгорион — очаровательница, Панторпа — дающая величайшее наслаждение, Толмеропис — дерзкоглазая…

Эоситей слушал, хмурился, поглядывая на Эгесихору. Спартанка смеялась и всплескивала руками от восторга.

— Волосы Таис, — продолжал поэт, — это дека оймон меланос кианойо (десять полос черно-вороной стали) на доспехах Агамемнона! О сфайропигеон тельктерион (полная обаяния)! Киклотерезоне…

— О моя Хризокома Эгесихора! — перебил его могучим басом Эоситей. — Левкополоя — несущаяся на белых конях! О Филетор эвнехис — прекрасноплечая любимая! Мелибоя — услада жизни.

Гром рукоплесканий, смех и одобрительные выкрики заглушили обоих. Растерявшийся рапсод замер с раскрытым ртом. Таис вскочила, хохоча и протягивая обе руки поэту и аккомпаниатору, поцеловала того и другого. Бородатый лирник задержал ее руку, глазами указывая на кольцо делосского философа.

— Завтра вечером ты будешь в храме Нейт.

— Откуда ты знаешь?

— Я буду сопровождать тебя. Когда прийти и куда?

— Потом. Сейчас я должна танцевать для всех.

— Нет, не должна! — властно заявил бородатый аккомпаниатор.

— Ты говоришь пустое! Как я могу? Мне надо отблагодарить за рапсодию, показать поэтам и гостям, что не зря они пели. Все равно заставят…

— Я могу избавить тебя. Никто не попросит и не заставит!

— Хотелось бы мне увидеть невозможное.

— Тогда выйди, будто для того, чтобы переодеться, постой в саду. Можешь не менять одежду, никто не захочет твоего танца. Я позову тебя…

Настойчивые крики «Таис, Таис!» усиливались. Сгорая от любопытства, афинянка выбежала в боковой ход, задернутый тяжелой занавесью. Вопреки совету бородатого она не спустилась на четыре ступени в сад, а осталась наблюдать, чуть отодвинув плотную ткань.

Бородатый отдал лиру и сделал знак подбежавшим помощникам.

— Пока Таис готовится, я покажу вам чудеса восточных стран, — громко объявил он.

Вблизи столов поставили два стеклянных шара. Круглые зеркала отбросили на них пучки лучей от ярких светильников. Загоревшись золотым светом, шары стали вращаться от ремешков, приводимых в движение помощниками. Легкие удары по металлическим зеркалам заполнили зал равномерно вибрирующим долгим звоном, будто доносящимся издалека. Бородатый распростер руки, и тотчас его помощники поставили две огромные курильницы справа и слева. Он устремил на гостей блестящие глаза и сказал:

— Кто хочет увидеть Тихе, богиню счастья, и попросить у нее исполнения желаний, пусть смотрит не отрываясь на любой из шаров и повторяет ее имя в такт звучанию зеркал.

Вскоре весь зал хором твердил: «Тихе, Тихе!» Шары завертелись быстрее. Вдруг бородатый сунул обе руки в свой кожаный пояс и высыпал две горсти курений на угли. Резко пахнущий дым, подхваченный легким током воздуха, быстро распространился по залу. Бородатый отступил назад, оглядел толпу пирующих и воскликнул:

— Вот перед вами Тихе в сребротканой одежде, с зубчатой золотой короной на рыжих волосах! Видите ее?

— Видим!

Мощный хор голосов показал, что в странной игре приняли участие все гости.

— Так что же: танец Таис или милость Тихе?

— Тихе, Тихе! — столь же дружно заревели гости, протягивая руки к чему-то невидимому для Таис.

Бородатый снова бросил курения на угли, сделал несколько странных жестов — и люди оцепенели. Тогда он резко повернулся и шагнул за занавес. Таис едва успела отшатнуться. Бородатый коротко сказал:

— Идем.

— А они? — тихо спросила она загадочного человека.

— Очнутся скоро. И те, что стояли поодаль, засвидетельствуют, что тебя отвергли, взывая к Тихе.

— Она на самом деле явилась им?

— Они видели то, что я приказал.

— Где ты овладел искусством так повелевать толпой?

— Сэтеп-са давно знали в Египте, а я побывал еще в Индии, где владеют этим искусством лучше.

— Кто же ты?

— Друг того, кто ждет тебя завтра после заката солнца. Пойдем, я доведу тебя домой. Не годится Таис разгуливать по ночам одной.

— Чего мне бояться рядом с таким повелителем людей?

— Вовсе не так, но пока ты не поймешь этого. Моя власть заключена лишь в развитой леме (воле), а ее можно употребить лишь в подходящий и подготовленный момент.

— Теперь я понимаю. Твое чародейство — лишь неизвестное нам искусство. А я подумала, что ты сын Гекаты, богини ночного наваждения.