Таис Афинская

— Зачем тебе следовать им! Нельзя унижать и мучить мужчину, так же как унижаться самой. Держись тонкой линии мудрого поведения, иначе опустишься до положения унижаемого, и оба будете барахтаться в грязи низкой жизни. Вспомни о народах, считающих себя избранными. Они вынуждены идти на угнетение остальных военной ли силой, голодом или лишением знаний. Неизменно в их душах растет чувство вины, непонятное, слепое и тем более страшное. Поэтому они мечутся в поисках божества, снимающего вину. Не находя такого среди мужских богов, бросаются к древним женским богиням. А другие копят в себе вину и, озлобляясь, делаются мучителями и палачами других, топча достоинство и красоту человека, стаскивая в грязь, где тонут сами. Эти наиболее опасны. Некогда у орфиков были неметоры — тайные жрецы Зевса Метрона, Зевса Измерителя, обязанностью которых было своевременно с помощью яда уничтожать подобных злых людей. Но давно уже нет культа Зевса Измерителя, нет и тайных жрецов его. А число мучителей растет в Ойкумене. Иногда мне кажется, что дочь Ночи, Немесия[6], надолго уснула, одурманенная своим венком из дающих забвение наркисов.

— А ты знаешь тайну яда?

— Нет. И если бы знал, то не открыл тебе. Назначение твое иное. Совмещать разные пути нельзя. Это приведет к ошибкам.

— Ты сам меня учил: орфики не губят людей. Хотелось узнать, на случай…

— Случаев нет! Все нуждается в Понимании и Разоблачении — двух великих составляющих Справедливости. Что бы ни встречалось тебе в жизни, никогда не ступай на черную дорогу и старайся отвращать людей от нее. Для этого ты вооружена достаточно! Можешь идти домой. Я устал, дочь моя. Гелиайне!

Таис упала на колени перед учителем. Благодарность переполняла ее, и успокоение отразилось на лице делосского философа, когда она поцеловала его руку.

— Если ты научилась здесь скромности… нет, ты родилась с этим счастливым даром судьбы! Я рад за тебя, прекрасная Таис! — делосец с трудом поднялся с кресла.

Острая тоска, предчувствие долгой разлуки с полюбившимся наставником заставили Таис медлить с уходом. Она пошла к главному входу, но вспомнила про свой странный и яркий наряд и остановилась. Нельзя же в нем идти по улице. А может, эту одежду ей дали лишь на время? Как бы в ответ навстречу ей перебежал дворик знакомый мальчик-служка этого безлюдного храма. Низко поклонившись, он повел ее в боковой притвор, куда она приходила в первый раз. Там она нашла свою одежду и сандалии. Мальчик сказал:

— Я провожу тебя домой.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

НИТЬ ЛАКОНСКОЙ СУДЬБЫ

Голова ее слегка кружилась от простора после девятидневной тесноты и темноты храмовых комнат. Ветер Сета прекратился. В прозрачном воздухе снова виднелись гигантские пирамиды в восьмидесяти стадиях на севере. За храмом два узких озерка почти обмелели. Таис, подобрав подол своей льняной столы, перешла по утоптанной глине между прудами, напрямик в большой парк, избегая шумной улицы. Она чувствовала себя неуверенно среди толпы.

Едва она вышла за ограду парка и повернула вдоль нее к набережной, как услышала за спиной быстрый и четкий военный бег. Еще не обернувшись, узнала Менедема.

— Откуда ты, милый? — ласково приветствовала она спартанца.

— Бродил вокруг храма. Сегодня десятый день, и конец твоего плена. Я поздно догадался, что ты пойдешь через пруды. Истосковался без тебя. Я ведь тогда даже не успел попрощаться: проклятый чародей отвел нам глаза на симпосионе. Спасибо фиванке, объяснила мне все, а то бы я переломал кости этому митиленцу.

— Не ревнуй! — Таис положила руку на тяжелое плечо воина.

— О нет, совсем нет! Я знаю теперь, кто ты, госпожа!

Таис даже остановилась.

— Да, да! — продолжал спартанец. — Вот! — он взял ее за руку, склонился и поцеловал кольцо со знаком треугольника на ее пальце.

— Ты орфик? — с изумлением воскликнула Таис. — Ты тоже посвящен?

— О нет. Мой старший брат — жрец Реи. От него я узнал тайны, понять которые не способен. Однако они манят меня, как манит завеса между жизнью и смертью, между любовью и красотой. И я могу чувствовать, хоть и не понимаю, я всего-навсего простой воин и воспитан для сражений и смерти. А истинный орфик не убивает даже зверей и птиц, не ест мяса…

Таис вдруг ощутила прилив необыкновенной нежности к этому могучему мужчине, как мальчику, нежному и чувствительному в делах богов и любви.

— Пойдем ко мне, — сказал Менедем, — я хотел отпраздновать твое посвящение.

— Пойдем, — согласилась Таис, — хорошо, что ты встретил меня!

Менедем для свиданий с Таис нанимал глинобитный домик на западной окраине, среди редких пальм и огородов. Здесь долина реки суживалась, и домик стоял недалеко от третьей главной аллеи. Обставленное бедно даже для спартанца, жилище Менедема всегда приводило в умиление Таис. Она забывала, что с лаконской точки зрения Менедем еще не достиг полного совершеннолетия, не стал андросом, то есть тридцатилетним, и все еще подчинялся мужской дисциплине, куда более жестокой, чем общественный режим свободных спартанок.