Тающий мир

Созерцать процесс вытирания ладоней Тупо уже не желал. Едва Кыся взялся за шторку, трактирщик выскочил за дверь и с громким звуком «блюэ-э-э!» умчался прочь.

– Ишь, какой чувствительный! – покачал головой Шмеля и обратился к Кысе: – Вы с ним, случаем, не родственники?

Обнюхав напоследок ручки, Кыся присоединился к нему за столик, предварительно подложив под задницу изгаженную шторку, и тоже начал уплетать за обе щёки. Еда оказалась получше той, что они жрали вчера, так что долгое время слышались только чавканье, швырканье и сопение. Наконец всё было уничтожено, и суперагент Кыся решил лечь спать.

– А я девочку подожду, – с довольным видом бросил Шмеля. – Дай только мне денюжку, чтобы расплатиться.

– Деньги вообще-то казённые… – неуверенно возразил Кыся.

– Чё?! Жмотишь, да? Гони монету, и тогда я не расскажу Гексу, как ты зверски расправился с Никудаусом.

– Чего-о?!

– Чего слышал! Убил беглого каторжника, которого должен был по уставу вернуть на зону, да не просто убил, а растерзал и обокрал (хоть у трупа ни хрена и не было), а теперь отпираешься, да?

Поняв подлый замысел компаньона, Кыся с дрожащей нижней губой бросил ему монетку.

– Вот и славненько! – заулыбался тот. – А теперь ложись, Кысенька, и сладко-сладко спи!

Глава пятая

Визит к Императору

Разбудил Шмелю плаксивый голосок Кыси, который напевал себе под нос грустную песенку про колючего ёжика, ставшего алкоголиком. Спать дальше под эту жуткую заунывную чушь было нельзя, и Шмеле ничего не оставалось, как только оторвать внезапно отяжелевшую голову от подушки и выдавить дискантом:

– А не захлопнуть ли тебе пасть?

Кыся действительно оборвал песню на середине тридцать второго куплета, прекратив пялиться на себя в карманное зеркальце, и обернулся к Шмеле.

– А?

– Бэ! Какую же хрень ты поёшь!..

– Это композиция менестрельской группы из Пермихлянда. Хит!

– Представляю, что за группа…

– Обыкновенная группа. «Быки-людоеды» называется. – Кыся продолжил пудрить носик.

Шмеля огляделся в поисках воды. Решительно ничего из вчерашнего вечера он не помнил. Хотя… Нет, кажется, есть всё-таки кое-какие проблески. Первым делом он вчера чрезвычайно нажрался. Он выпил за счёт заведения полбочонка портвейна, съел целого порося и набил морду какому-то орку за то, что тот неправильно на него посмотрел. С этим всё ясно, но не совсем понятно, а дождался ли Шмеля девочку, которую заказывал у трактирщика? Постойте-постойте… Точно! Девка была! И Дырнявкин мог бы поклясться именем матери (если бы его знал), что большей страхолюдины, чем эта шлюха, он в жизни не видывал. Мало того, что она оказалась женщиной-гномом с волосатыми грудями. Вдобавок ко всему Шмелю начало неистово тошнить от её косых глаз (один глаз смотрел на переносицу, другой – вверх), огромного рта с тремя гнилыми зубами и перекошенного носа. Кажется, Шмеля ей сказал, резко застеснявшись: «Вы чудовищно красивы!» – и при этом в его животе что-то булькнуло. Шлюха лукаво прищурилась (а с её глазами это было ужасающее зрелище), потащила бывшего урку по воняющему мочой коридору и втолкнула его в душную комнату, где витал непередаваемый запашок много лет не стираных портянок. Шмелю затошнило ещё сильнее, а в животе началось почти восстание; эльфу вдруг пришла в голову мыслишка, что, в общем-то, в тюрьме было не так уж и плохо. Тем временем гномиха принялась, нашёптывая что-то пошлое, стягивать с него одежду, и вот тут Шмеля блеванул – прямо на гному. Затем ещё и ещё.

– Говнюк!! – завизжала она, отскакивая. – Хоть бы сказал, чтобы я тазик принесла!

– Ночной горшок неси, дура! – заорал Шмеля, ибо в желудке у него началась революция, перерастающая в дворцовый переворот. Гномиха убежала, и дальнейшее Дырнявкину не запомнилось, по крайней мере, в деталях. Помнил он только, что вытирал зад чужим одеялом и, убегая через окно, слышал брань гномихи:

– Да он тут, гад, всё обос…!!!

Шмеля горестно вздохнул. Да, натворил он делов! А главное – стыд-то какой, стыд-то! Как людям в глаза после этого смотреть? А как на него будет смотреть его напарник, который до сих пор прихорашивается перед зеркалом?

– А чего я, собственно, комплексую? – пробормотал Дырнявкин. – Да мне всё по барабану!

– Чего говоришь? – подал голос Кыся.

– Не суй свой нос в чужой вопрос, – встал с кровати Шмеля, – дольше проживёшь. Заканчивай с косметикой, собирай вещички и валим отсюда по-быстрому!

– Не забывай, Шмелик, нам сегодня на приём к Императору!

– Да помню я, помню!..