Тают снега

- И хорошо делал! - лениво отозвалась Клара, перекладывая вещи из гардероба в чемодан.

Карасев остановился позади нее со сложенными за спиной руками.

- Собираешься?

- А чего ж? Пойдем искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок. Так, кажется, у Грибоедова?

- А черт его знает. Больно мне нужны твои Грибоедовы. - Карасев нахмурился, отошел к комоду, взял в руки флакон замысловатой формы, повертел его в руках и, поставив на место, вздохнул: - Ты лучше скажи, как быть? Куда деваться? Нет ли каких соображений у твоего Грибоедова насчет этого?

Клара прикинула на груди кремовую кофточку, приосанилась, глянула в зеркало и, аккуратно сложив ее, безразличным голосом проговорила:

- Тебе горевать нечего. Ты не пропадешь, не то, что мое чудо. Ему все время поводыря нужно.

Она присела на корточки возле чемодана, и одна пола китайского халата отогнулась, оголив ногу выше колена. Карасев опустился на пол рядом с Кларой и обнял ее. Она не противилась. Он жадно припал к ее губам.

- Сивухой от тебя вечно прет! - сморщилась Клара и несильно оттолкнула его. Карасев отдышался и сказал:

- Его ведь в самом деле из партии выгонят.

- Выгонят? - Клара помедлила и сделала губы бантиком. - Ну и пусть. Мне-то что? Не надо на партвзносы денег давать. Между прочим, у него есть диплом, Карасик, а при дипломе партийный билет не обязателен. - И дурашливо, но больно Клара щелкнула Карасева ногтем по носу.

- Однако ты дала ему денег и послала в город, - поймав ее руку, сказал Карасев.

Клара покосилась, отняла руку и снисходительно хмыкнула:

- А как бы ты поступил на моем месте?

Карасев почесал подбородок одним пальцем и с нескрываемым восхищением произнес:

- Шельма же ты!

Клара расхохоталась. Карасев поднялся с полу и заходил по горнице. Он кусал губы. Ему вот хотелось пожить уютно, полакомиться жизненными благами, а в случае беды остаться в тени, в сторонке. Не вышло. Почему же? Отчего? Под следствие попал. А ну как ковырнут его прежние дела поглубже? Даже думать об этом жутко. Клара вон женщина, а оказалась поизворотливей. Исподволь, потихонечку обвела вокруг пальца своего любовника и вместе с ним супруга. Пожалуй, никто так не доволен случившимся, как она. А ведь Клара ходит по деревне, возмущается, доказывает, что с ними обошлись жестоко, что они добьются своего, - их восстановят в колхозе, мужа оставят в партии. Да, Клара-то знает, что она на земле человек сезонный. Долго задерживаться ей на одном месте нельзя, народ становится все любопытней и пытается пристальней приглядеться к каждому, кто вместе с ним живет и работает. Далеко собирается этот народ идти, и попутчики ему нужны надежные.

Карасев смотрит на красивую, нежную шею Клары, по которой рассыпались мелкие завитки кудрей, прислушивается к ее беззаботному мурлыканью и делает еще одно открытие: Клара специально не выкрала его прошлогоднюю расписку вместе со всеми документами на обмен семян. Да, да, направляя удар на Карасева, она отводила его от себя. Ведь исчезли же все заключения о "некондиционности" семян, справки, наряды, квитанции, а его расписка осталась. Надо же так чисто все обстряпать!

- Шельма! - еще раз зло, но с прежними нотками восхищения сказал Карасев.

- Чего обзываешься? - плутовато скосила Клара улыбающиеся черные глазищи. Карасев снова схватил ее за плечи.

- Слушай!.. Уедем со мной! Брось ты своего лопуха! Знаешь, чего мы сможем с тобой добиться?!

- Например?

- Ну, деньги, почет: все добудем!

- Нам с тобой несподручно, Карасик. - Она прищурилась, поджала губы: Нет, ты хитер! - Глаза ее совсем исчезли в густых ресницах, и тонкие ноздри сделались бледными. - Я живу в достатке и воле. Муж меня любит. Я его уважаю. Чего ты ко мне пристаешь? Дура та баба, которая согласится связаться с таким, как ты. С тобой ведь запросто можно угодить в уголовку, в исправиловку. Ты понимаешь, что я не так создана, чтобы жрать тюремную пайку и копать вечную мерзлоту. Понимаешь? Тогда убери свои немытые лапы! Она передернула плечами, освобождаясь от Карасева.

Точно побитый пес, стоял он посреди комнаты.

- Гонишь?

- Конечно.

- Значит, гонишь?

- Конечно.

Он вдруг встрепенулся, обхватил руками ее шею и впился губами где-то возле уха.

- Ну, гони, только в последний раз... больше не приду... гнать не надо... слово... красивая ты... Краля моя!

- Пусти! - выкрикнула она, с силой разжимая его руки. Но он еще крепче сомкнул их. - Да пусти ты, обормот! - уже миролюбивей потребовала она.

Карасев выпустил ее, перевел дух. Потом отправился на кухню и. набрасывая крючок на петлю, скривился в усмешке:

- Вообще, конечно, зря советская власть не истребляет таких, как ты.

- О себе не забывай... - невозмутимо напомнила ему Клара.

Она вела себя в этот день вызывающе нагло, словно наслаждалась его бессилием и мстила напоследок за то, что он все еще использует неписаное право обнимать ее и домогаться ласки.

Впрочем, у Клары еще в детстве была привычка тискать, руками что-нибудь живое, тискать так, чтобы это живое пищало. И так ли еще запищит Карасик, когда она в полную мощь возьмется за него. Так ли?..