Так говорил Каганович

— Знаете, что, товарищ Чуев Феликс… Отчество… Иванович, — говорит Каганович. — Мы с вами так договоримся. В зависимости от состояния моего здоровья, конечно, потому что у меня давление иногда поднимается, вы составьте мне вопросы, я бы подготовился и рассказал. При условии, что вы перепечатаете и принесете мне. Или покажете второй экземпляр. И вы в короткий срок моей жизни могли бы иметь целую книгу.

— Конечно. Я так и думаю сделать, Лазарь Моисеевич, — ответил я.

Определение сталинизма

— Сейчас много теоретических вопросов, связанных с перестройкой, над которыми надо еще работать. Я за перестройку, но как? Мне надо перечитать некоторые речи Ленина, некоторые работы Сталина. Странно: старому человеку некогда, времени не хватает.

— Я знаю по себе: пишешь книгу, и некогда.

— Видите, я не из тех, которые защищают то, что называют сталинизмом. Для меня сталинизм есть ленинизм.

Сталинизм — есть марксизм-ленинизм эпохи строительства социализма. Да, с ошибками, но в фактическом осуществлении концепции. Точнее: сталинская концепция есть концепция марксистско-ленинская, концепция эпохи практического строительства социализма с допущением практических ошибок при осуществлении этой концепции.

— Потому что впервые это делается?

— Эпоха сложная, — говорит Каганович.

— Не было опыта?

— Вот именно. Ну, конечно, как говорится, аппетит приходит во время еды. Когда начинается борьба, так тут кулаков не считать врагами? Поэтому попадает и невиновным. Невинных попадало много. А что касается хитрости и прочего, то что поделать. Тогда надо знать меру…

— Мой брат, — говорю я, — работает на военном заводе. У них в цеху около двухсот коммунистов, восемнадцать человек вышло из партии, рабочие. Два фронтовика, один пожилой, основной возраст тридцать-сорок лет. Один заявил: «Я не могу состоять в партии, которая обливает грязью товарища Сталина». Другой: «На словах у вас одно, а на деле — иное».

Мне рассказали об одном заявлении в партком: «Хочу выйти из партии, потому что пришел к выводу, что ни она мне не нужна, ни я ей не нужен».

Звонок депутату — железнодорожнику

— Я слушал выступление железнодорожника на Верховном Совете. Очень мне понравилось, — говорит Каганович. — Потому что он говорил о серьезных проблемах железнодорожного транспорта, о путях, о рельсах, электровозах… И я потом, назавтра, стал искать его.

Обзвонил десять телефонов. В справочной узнал телефон секретариата Верховного Совета. Те послали меня в другое место. Там мне отвечают: «Мы не занимаемся этим, мы занимаемся только размещением депутатов. Звоните туда-то… «Наконец, дозвонился до комиссии транспорта Верховного Совета. «Что это вас так интересует?» — спрашивают. «Интересует, я избиратель». — «А кто вы такой? Позвоните завтра». — «А какой ваш телефон?» — «Я вам только что сказала». — «Девушка, когда вам будет девяносто пять лет, вы тоже будете забывать». — «Да что вы!»

Назавтра я звоню по этому же телефону. Она говорит: «Хорошо, я позову его. Это Насекин». Но в первый раз она сказала: Верницкий. «А это, наверно, тот, который засыпал цифрами?» Я говорю: «А меня цифры как раз интересуют!» И его позвали к телефону. Депутат Верховного Совета, машинист.

— Я вас искал, я слушал вашу речь, — говорю ему.

— Наверно, критиковать будете меня?

— Наоборот, похвалить хочу. И хочу ваши цифры получить.

— Цифры напечатаны в «Гудке» вчера. А кто говорит?

— Старый железнодорожник говорит.

— А все-таки кто?

— Каганович Лазарь Моисеевич.

— А! — и сразу стал мне говорить: — Нету костыля! Не только нет рельсов, но и костылей не дают! Плохо дело!

— Так что я интересуюсь железнодорожным делом, — говорит Каганович. — Меня это волнует, потому что я считаю, что через пару лет мы можем придти в большой кризис в стране из-за железнодорожного транспорта.

— Не только на железных дорогах — везде плохо.

— Но я в данном случае говорю: из-за железнодорожного транспорта. Плохо, почему так плохо стало? Я не пойму.

— Никакой дисциплины. Не заинтересованы. Мне один рабочий говорит: «Меня втаскивают в преступление: делай так, и так пройдет!»

— Выступает вчера министр черной металлургии. Его волнует дисциплина. С тех пор, как начали выбирать директоров, дисциплина упала, и директор ничего не может сделать. Многие отказываются идти в директора, чтобы их не провалили. Когда выбирают, начинают с некомпетентных, а компетентные отказываются. Время тяжелое. А речи произносятся общие, проблемные.

У меня бы через пару дней все поезда ходили, как надо! И этих заторов бы не было!

Меня волнует транспорт.

— Мне говорили: что ты к Молотову ходишь, он уже выжил из ума!

— Идиоты! — восклицает Каганович.

— Но я однажды попал в щекотливое положение. Я сказал: «Он по здравомыслию посильнее многих ныне действующих!» А рядом стоял сын Тихонова, Председателя Совета Министров. Но он засмеялся и ушел, ничего не сказав.

— Видите, многие старики пьют и быстро сходят с круга, помирают. А кто не пьет да еще не курит, живет духовной жизнью, большой верой и идеей, тот может долго жить.