Так говорил Каганович

— Шестьдесят процентов приняло участие в голосовании. Из них пятьдесят семь проголосовало за Ельцина. Это значит, что за него проголосовало тридцать четыре, то есть чуть больше трети.

— Как в Америке, то же самое, — говорит Каганович.

— Вы сравнили Америку и нашу страну? Ничего общего…

Хоронят партию.

— Это все меня не волнует. А меня волнует идейная сторона дела. Политическая сторона дела. Программа партии. Что они скажут там о капитализме? Об империализме?

— Ничего не скажут.

— Что они скажут о приветствии к юбилею Второго Интернационала?

— Это от них далеко. Они будут говорить, как нам перейти к рынку.

— Это не программа партии, — возражает Каганович.

— Это будет программа партии. Они сейчас хоронят партию. Вся эта команда не знает, как от нее избавиться — у меня такое ощущение. Она им мешает, потому что еще осталось, и довольно много настоящих коммунистов, не согласных с этим курсом.

— А где они, эти коммунисты?

— Та же Нина Андреева со своим съездом.

— А кто еще есть?

— Группа «Марксисты-ленинцы».

— Где они?

— По всей стране.

— А «Единство» — это организация? Что-нибудь серьезное?

— Думаю, что да. Много народу там. Мне звонил Ричард Косолапов.

— Который был редактором «Коммуниста»? А где его найти, Косолапова этого?

— Я могу его телефон вам дать.

Молчит рабочий класс

— То, что они говорят о партии — предательство, — замечает Каганович. — Я получил один документ, где они пишут о предательстве в партии. Они активно выступают против. Что же наша партия? Рабочий класс, где ты? Молчит рабочий класс? Не слышно рабочих. Как люди оценивают современного премьера Павлова?

— Я думаю, он не популярен в народе.

— Но все-таки он деловой человек, — полагает Лазарь Моисеевич. — Он на производство нажимает.

— А как же приватизация?

— Разгосударствление — до какого предела? Какие заводы? Что они думают разгосударствлять? А что если рабочие получат акции и продадут их спекулянту на бирже? Он же станет хозяином завода! — восклицает Каганович.

— Это очень опасная штука.

— Опасная. Можно такую развести демагогию!

— А землю продавать можно?

— Невозможно продавать землю. Обсуждают вопрос, как будто это нормальные вещи.

— Крестьянин не купит, у него таких денег нет.

— Да и зачем ему? Ему дают на вечное пользование землю с правом наследствования. Зачем ему покупать, чтоб потом продавать?

Каганович горестно вздыхает.

— Я хотел бы встретиться с человеком, по программе партии поговорить. Где бы мне найти молодого экономиста, который мог бы мне помогать материалами по экономике? А что у писателей делается? Я ни с кем не связан, сижу один, слушаю «Время». Больше я не слушаю телевизор и радио, только «Время». Газет мало читаю.

РАПП, Авербах

— Писатели сейчас властям не нужны. Будет съезд писателей в октябре. Что он, решит — распадется Союз писателей или нет, никому не известно.

— Ваш Союз был создан в 1934 году.

— По инициативе Горького.

— Не по инициативе Горького, он создан по инициативе ЦК. Ведь была комиссия по РАППу, я был ее председателем. Мы РАПП распатронили. Сколько еще было рабочих писательских организаций, и РАПП командовал всем этим делом. ЦК пошел на то, чтобы РАПП, так сказать, ликвидировать и принял решение о ликвидации РАППа.

Авербах был главным руководителем. Он был зять Ягоды, его сестра была женой Ягоды.

— А я об этом не знал.

— У него такая бритая голова была, — говорит Мая Лазаревна.

— Да, да, бритая голова. Маленький, невысокого росточка. Он был вожаком рапповцев. Авербах, Киршон, Кирпотин участвовал, правда, неактивно. Фадеев их поддерживал.

— Я слушал лекции Кирпотина на Высших литературных курсах.

— Собрали съезд, большой съезд. Горький доклад делал. Я был на этом съезде, участвовал. Сталин был в отпуске как раз. Я его информировал о ходе съезда. Стенограмма потом вышла. Видели ее? Не найдете теперь.

— Бухарин выступал.

— Бухарин, Радек. Съезд был в тридцать четвертом году, это почти шестьдесят лет тому назад. Теперь стоит вопрос о расколе?

— По республикам.

— А единого Союза не будет?

— Неизвестно. Как съезд решит.

— Православные имеют большую силу среди интеллигенции?

— И среди интеллигенции тоже. Люди потеряли веру. Была вера в коммунизм, вера в Сталина, вера в идеологию, которая побеждала. Сейчас этой веры нет, она подорвана, особенно, среди молодежи. Нужна некая замена. И церковь вовремя ухватилась и бросилась в эту пустоту, в борьбу за души молодежи.

— За души молодежи, — повторяет Каганович.

— Да. Некоторым писателям это понравилось. Мы будем стоять у трона… Это Крупин сказал. Пушкин стоял у трона, но у какого трона? Тогда была монархия.

— Сейчас тоже хотели привезти какого-то наследника, — говорит дочь.

— Владимира Кирилловича. Нет. Крупин имел в виду Горбачева, — говорю я.

— По-моему, церковь имеет сейчас очень большую силу, — замечает Каганович. — Судя по печати, по строительству, восстановлению монастырей… Скоро монахи появятся.

— Может быть, вы перегнули немножко в то время с церковью? Сейчас на это напирают.

— Очень они уж враждебны были. Очень враждебны.

— Вы уничтожили церкви, пожгли иконы.