Так говорит Сергей Доренко. Донбасс – дымовая завеса Путина?

– У меня одно ограничение. Журналист в новостях должен быть беспартийным и объективным. А я числю себя человеком новостной крови, но нынче стяжающим славу на поприще публицистики. Поэтому мне позволено иметь позицию. Более того, от меня требуется по каждому вопросу занимать позицию, потому что в публицистике вы обязаны занимать позицию. Или ставить острые вопросы. Поэтому я тщательно дистанцируюсь от своей партийности, но я не могу дистанцироваться от своих взглядов на какие-то вопросы. Это прямо прет из меня. И вот я являюсь миру то в качестве такого империалиста, то в качестве сторонника национализации. То есть я совсем ничего скрыть не могу. Но да, вы правы, коммунистическая сволочь, как правило, не заправляет на радиостанциях. И тут, наверное, я единственный.

– Если встанет вопрос партийной принадлежности или независимости высказываний на радио, от чего откажетесь?

– Я уже примерно с 1994 года веду комментарийные передачи, в которых от меня жанром востребовано иметь позицию, суждение, мнение. Другое дело, что я могу попробовать широко захватить тему, а могу представить яростно, как учил Белинский или Игорь Гончаров (не уволенный), свою позицию. Либо, погуляв вокруг темы, как мой дед: «Так-то оно так, та трошечки не так». С 1994 года я работаю в таком жанре, что я как бы колумнист, как бы публицист. Что угодно. Я обязан занять позицию. Какая независимость? От себя? Это шизофрения. Но я не могу к этому склоняться – все-таки здоровый образ жизни. Но в новостях, да, без позиции: стерильность нужно сохранять. А из-за моей позиции люди и покупают билеты на это шоу. Вы купили билет, а я не занял позицию: «А что это придурок виляет? Не занял позицию?» Я не дохожу до степени Белинского никогда и ни в чем – совсем яростным не бываю. Я ироничен в отличие от Белинского. Я такой софт-лайт-публицист. Публицист-лайт.

– Когда вас назначили главным редактором, ходили разговоры, что это всего лишь PR-проект и для вас, и для РСН.

– Не знаю. Я всегда рад пиару.

– То есть расклад такой: вы РСН сделаете популярным, а РСН для вас станет еще одним шагом, чтобы вернуться в телевизор.

– Я тоже это слышал. Мне кажется, это речи людей, которым хочется видеть мою работу здесь недолгой. В частности, я слышал это от Венедиктова: типа, Доренко тут временно, в январе он перейдет на телевидение. Но знаете, мне много раз предлагали вернуться на телевидение. Много раз. Не напрямую, потому что я был под запретом. Не знаю, насколько под запретом сейчас. Последние года два ко мне приезжают люди с Ren-TV и берут интервью. Поэтому то ли это и не запрет, то ли запрет на какие-то каналы. Сложная схема. Если она вообще существует, может, ее и нет. Я помню, что писал для НТВ в качестве участника сценарии в «Принцип домино». И в день эфира кассету физически отнесли куда-то к высокому начальству за пределы канала. И запретили из-за меня. Правда же, здорово? Я этим всегда очень гордился: в несколько реплик завалить целую передачу.

– По принципу домино завалить?

– Конечно. Это здорово. Было очень много предложений на Украине. И Пинчук вел со мной переговоры, и люди Януковича, и люди Ющенко, и люди, которые как бы между всеми этими силами. Здесь предлагали вести какие-то игры. Мне не очень интересно работать уже в запись. Радио предоставило мне уникальную возможность парить в какой-то вербальной стихии, которой нет на телевидении. Появилась возможность уникального взаимодействия через интонацию, через тембры, через вербализацию. Этого нет на телевидении. У меня здесь какой микрофон – роскошная аудиотехника, а там – петличка Sony. На телевидении я делал комментарии, но у меня не было интерактива. Кроме того, за последние десять лет сильно изменилась ситуация – люди-то теперь живут в пробках. И радио отдает мне этих людей с потрохами. Десять лет назад этих людей не было в таком количестве. И все эти люди – мои. То есть мама Дуся сидит у телевизора, а активный человек за рулем где-то колесит, стоит в пробке. С точки зрения людей, принимающих решения, decision makers – они на радио. Good consumers – на радио. Телевидение смотрит бедная, малообразованная женщина. Я скучаю по бедной, малообразованной женщине, конечно, но не до такой степени, чтобы бросить радио. И даже если бы мне было сделано предложение о телепрограмме, я бы радио не бросил. Потому что милая, любимая, нежная, малообразованная пожилая женщина, которая смотрит телевизор, никуда не денется. Моя аудитория – это мужчины 35–50 лет и женщины 30–40. Я их не брошу ради мамы Дуси. Она какое-то время, конечно, подождет.

– Вы сюда привели людей с «Эха Москвы». Венедиктов не против?