Так хохотал Шопенгауэр

Реактивное добро всегда второсортно, потому что кончается в момент, когда человека перестают гладить по голове. Он попадает в другую среду и сразу перестает быть добрым, получается очень жалкая картина. Поэтому на таком пути в первую очередь надо любить врагов, поскольку это сразу свидетельствует о наличии стержня, диктующего проактивную модель поведения. А только она и есть подлинная Добро, означающее самореализацию вот на этом конкретном пути. Со Злом также (мы договорились, что Добро и Зло достойны равного уважения). Так вот, месть и зависть — плохие вещи, в большинстве случаев, хотя, конечно, есть исключения. С теми же исключениями агрессия хорошая вещь. Мы сейчас, как вы поняли, говорим о самореализации на пути Зла. В чем разница между агрессией и ненавистью, проистекающей из мести, зависти, раздражения? Первое есть удел здоровых особей, а второе больных, но в глаза это не бросается. Вроде бы одинаковые состояния, имеющие целью одни действия: что-то негативное, насильственное, стремление сломать и разрушить. Однако разница как между видами добра. Она в присутствии или отсутствии внутреннего закона. Если у негодяя есть внутренний стержень — в данном случае, конечно, стержень негодяя — то он эстетичен. А эстетичен потому что осознан, собран и наполнен силой, а сила в данном случае есть следование закону. А если у мелкого подонка украли пачку сигарет и он готов за это убить, то это мерзко, потому что некрасиво, а некрасиво, потому что мелочно, а мелочность в данном случае есть пример чисто реактивного поведения. Я повторяю то, что говорил когда-то: людей нельзя любить за то, что они хорошие и нельзя ненавидеть за то, что они плохие. Любить и ненавидеть можно за одно — за то, что они люди, конечно же. Вот тогда получается чисто, естественно. Собственно говоря, в этом и лежит отличие проактивных чувств от реактивных. Или твои внутрение состояния диктуются неким законом, или зависят от того, как в данную минуту к тебе относится мир. Вторая позиция явно детская, глупая и невзрослая. Все должно определяться однажды найденными правилами, которым нельзя изменять.

Заметьте, что наличие четкого императива начисто отсекает моральные терзания, свойственный мелкой «справедливой» шушере. Это она всегда взвешивает, никогда не может точно отладить весы и потому колеблется. А человек с внутренним законом всегда все знает. То есть не все в мире, конечно, знает — такого знать нельзя, это привилегия Бога. Он всегда знает, как ему поступить, а для человеческого существа это есть основное и часто вполне достаочное для подлинной жизни знание. Дети, кстати, не обладают законом, у них нет проактивных внутренних правил. Их обидели они обижаются. Приласкали — они добрые. Но это же несерьезно. Когда человек вступает во взрослую жизнь, он должен определиться с этим самым стержнем. Вырастить его в себе, усилием воли и мысли однажды поставить. Что нового я сказал? По крайней мере одну вещь, о моральном законе ведь говорили всегда. Только от ограниченности ума, от стереотипов и недоумия полагали, что это обязательно императив добра. И вот тогда, если императив добра — тогда стержень и подлинная, сильная жизнь. На самом деле важен сам императив. Добра, зла, еще какой-то модели — неважно, поскольку все дает стержень одинаковой крепости, одну и ту же путевку во взрослую и сильную жизнь.

Итак, первое, что мы отметили в правильном человеке: проактивность, а не реактивность его активности. Наличествует закон внутри. Он двигает, а не влияния мира, дарвинизм работает только для вечных детей: мир тронул — человек колыхнулся. А если не тронул, то не колыхнулся? Кстати, из дарвинизма совершеннно невыводимы две вещи: достижение вершин власти и создание шедевра. Там нет ответа на феномен Наполеона и феномен Бетховена, скажем так. Потому что тот и другой проактивны, а дарвинизм устраняет из рассмотрения этот метафизический срез. Правильный человек не реактивен, поскольку великие действия никогда не реактивны. Нельзя представить такой раздражитель внешней среды, который заставлял бы стремиться к мировому господству. И нет адекватного сверхраздражителя, провоцирующего на шедевр. Там все идет проактивно, отталкиваясь от внутреннего стержня, от желания, закрепленного в правилах. Первое — закон внутри, для себя закон, не для мира. Закон, по которому ты бьешься с миром за свое место в нем.