Так хохотал Шопенгауэр

Восьмым, как ни странно, поставим смирение. Казалось бы, добродетель раба. Но мы возьмем слово — и вкачаем свой смысл. Просто из существующих слов смирение наиболее подходит под вкачивание того смысла, который имеется ввиду. Смирение означает одновременно такие привлекательные для цельного человека вещи, как отсутствие обиды, страха и привязанности. Смирение у нас выходит чем-то гиганстким, раз оно колпаком накрывает не менее гигантские слова…

Ясно, что привязанность — тоже плохо? Потому что как раз она есть отличительная метка раба. Надо быть привязанным только к своей судьбе, а не к предметом, потому что привязываться к ним всегда больно и бесполезно. Под предметами разумеются не только джинсы, но и любимые люди в первую очередь. А также любимый суп и любимое настроение. Вот к судьбе надо привязаться, если такая есть — а остальное от лукавого.

Нельзя, кстати, говорить, что мир плохой. Смирение налагает запрет, совершенно правильный. Нельзя говорить, что законы природы какие-то не такие (когда обыватель жалуется на власть, он обвиняет фактически не ее, а законы природы — что с его стороны смотрится тупым свинством). Так вот, законы природы не обвиняются. Хочешь видеть мир другим — меняй. Пока мир не изменен тобой, он правилен. Если изменен тобой, тоже правилен, только теперь он изменен тобой, что оправдывает твое рождение. Главное для понимания мира в любой момент то, что он всегда правилен. Давайте договоримся считать это философским постулатом и никогда не оспаривать. Это обыватель чего-то гадает, а есть филосоская истина, где сказано: правилен. Другого мира нет, поэтому правилен этот. Это более очевидно, чем цвет перед глазами (метафизические истины всегда очевиднее эмпирических, иначе это не истины). Просто есть тональность мышления, в которой это воспринимаетя как самоочевидная истина. В эту тональность можно войти либо не войти, доказывать бесполезно. А войти можно только до конца. Возьмем предел: вот лежит труп ребенка, изрезанный маньяком — и надо сказать над расчлененным ребенком: мир правилен. Пока это не скажется, понимания нет, есть только сентиментальная дурь. Потому что только дурак может изречь над трупиком: Бог-де козел. Этим сразу признаешься в своей неумности, а Богу, разумеется, все равно, он-то знает, что не козел. Смирение запрещает обвинять кого-то, кроме себя. В чем бы то ни было.

Понятно, что в несчастной любви виноват тот, кто любит, а не тот, кого любят? Понятно, что объект любви не обязан спать с субьектом любви? Ясно, что в этом случае только субъект обязан перед чувствами субъекта? Ясно, что для каждого человека есть только одно обязанное существо в мире — он сам? Кто виноват в том, что люди бедно живут? Следовало бы запретить говорить, что в этом виновато правительство. А тех, кто кричит, что все-таки правительство, следовало бы поместить в концлагеря, потому что глупцов не может быть жалко (любить дурака преступление по отношению к умному). Хотя виновато может быть и правительство. Говорить так нельзя. Надо наконец воспринимать ландшафт без соплей по поводу его несовершенства.