Так кто же развалил Союз?

Такие вот условные знаки. Далее происходит уж вовсе немыслимое. Видимо, журналист, следуя заветам нашей профессии, продолжает настойчиво уговаривать Ядвигу, и она второй раз отправляется в кабинет. Результат тот же:

- Нет, он не обращает на меня внимания.

У любой московской секретарши все дело заняло бы ровно пять секунд: три разъяренно-презрительных междометия в адрес звонящего, и трубка брошена на рычаг.

На Вильнюс идут танки!

Около половины второго ночи происходит какое-то движение, в приемной оказывается людей больше, чем обычно. Общий разговор, какой-то тревожный. Говорят по-литовски, однако из обрывков русских и английских фраз, сказанных кому-то по телефону, я узнаю: что-то происходит на шоссе Каунас - Вильнюс.

Через некоторое время ко мне подходит Ядвига:

- Я сожалею, что мы так долго заставили вас ждать, но, по-видимому, председатель не сможет вас принять. Дело в том, что со стороны Каунаса к Вильнюсу приближаются танки.

- Как танки?! - меня аж подбрасывает на диване. Дремоту как рукой сняло.

- Да, танки, очень много танков. Жители звонят и сообщают. Кто-то подсчитал даже, что их более восьмидесяти.

Неужели опять танки? Меня охватывает ужас.

- Не надо было этого делать! - невольно вырывается у меня.

- Что делать? - не понимает Ядвига.

- Того, что вы сделали 11 марта. Ведь вы же и так шли к тому, чего вы хотите, - к экономической, политической независимости! Зачем надо было форсировать события?

- Но ведь кто-то должен начать! Сколько можно терпеть все это!

Ядвига плачет. Один из ребят принимается задвигать в приемной гардины с обеих сторон. На всякий случай. Светомаскировка.

Я отправляюсь бродить по этажам. Весть о танках уже облетела все здание. Повсюду группы журналистов, сотрудников Верховного Совета. Обсуждают. Никакой паники. Все с усталым любопытством ждут развязки.

Из темноты на площадь перед зданием вылетают «Жигули» и мчатся прямо к дверям. Из них, не погасив фары, не выключив двигатель, выскакивает какой-то парень, пулей проносится мимо ошалевших милиционеров и, прыгая через несколько ступенек, взлетает на третий этаж. Здесь, картинно дурачась, бухается навзничь прямо перед кабинетом Ландсбергиса. Точно древнегреческий бегун, принесший дурную весть. Отдышавшись, он садится на паласном полу по-турецки и, хлопнув по нему ладонями, произносит одно слово:

- Танки!

Он думает, что он первый, кто предупредил об опасности.

В два двадцать пять Ландсбергис вышел из кабинета.

- Что, положение осложнилось? - спросил я его.

- Да… - отвечал он нехотя. - Видите, мы бы просто потеряли время, если бы стали беседовать с вами. Если меня арестуют, кто станет печатать все это? Кому надо печатать арестанта?

- Вы не пытались связаться с Горбачевым?

- Нет… - он пожал плечами неопределенно.

Звонить Горбачеву не хочет никто

В половине третьего ночи Ландсбергис поднялся на трибуну Верховного Совета (парламент продолжал заседать - премьер Казимера Прунскене представляла кандидатов в министры). Он сообщил депутатам, что к городу приближается колонна танков. Намерения их неизвестны. Никакой информации у него нет. Он неоднократно просил военное руководство сообщать ему обо всех передвижениях войск по территории республики, но это по-прежнему не делается, несмотря на все заверения, что Верховный Совет будут ставить в известность.

Голосованием Верховный Совет принимает решение: если «в результате определенных насильственных шагов» он будет «ущемлен в правах действовать и свободно выражать волю народа», - в таком случае он наделяет представителя независимой Литовской Республики в Вашингтоне и при Святом Престоле г-на Стасиса Лозорайтиса чрезвычайными полномочиями по представительству восстановленной Литовской Республики.

Возможно, вспомнив про мой вопрос, Ландсбергис спрашивает депутатов, следует ли позвонить Горбачеву.

Точно один человек усмехнулся и безнадежно-презрительно махнул рукой: чего звонить… - такова была общая реакция зала. Все убеждены: Горбачев и так все знает, без него ни один танк не сдвинется с места.

Депутаты повставали с мест. Возникла атмосфера какого-то нервного, озорного веселья. Кто-то пустил бумажного голубя (видимо, изготовленного из какого-то официального документа воскресшей и тут же вновь умерщвляемой независимой Литовской Республики)… Кто-то - еще одного… Кто-то присвистнул… Ощущение было, словно ты в студенческой аудитории, расслабившейся вдруг после какого-то необычайно важного и серьезного действа. Дали поиграть в демократию, а после отобрали игрушку.

Телефоны в приемной продолжают звонить. Колонна приближается. Тридцать километров… Двадцать… Десять…

Мимо журналистов проходит симпатичная Казимера Прунскене и, зная о своей святой обязанности держать прессу в курсе дела, объясняет, не дожидаясь вопросов:

- Через пять минут мы будем иметь информацию, пошли ли танки в объезд города - в какой-то из гарнизонов - или пересекли черту города. Их очень много - от восьмидесяти до ста.

Журналисты в основном англоязычные, но Прунскене говорит по-русски. Все понимают.