— Ник говорит, что клубы вроде этого долго остаются на плаву, едва ли не целую вечность, но этого просто быть не может, — заметила Шанья.
Кики попыталась изобразить заинтересованность:
— А кто такой Ник?
— Мой любовник и продюсер. Неплохое сочетание.
Во второй раз за этот вечер Кики отбросило на тридцать лет назад, в далекие семидесятые. Слова Шаньи напомнили ей о Френсисе. Френсис тоже заботился о ее интересах. По крайней мере пока его самого не доконал кокаин.
Кики вошла в бар, где толпились музыканты и технический персонал. Интересно, где сейчас Френсис? Возможно, его уже и в живых-то нет. Не в первый раз Кики пришло в голову, что Френсис вполне мог умереть двадцать, а то и тридцать лет назад. Наркоманы не доживают до старости.
Кики задумчиво взглянула на свое отражение в зеркале за барной стойкой. В узких брюках — имитации змеиной кожи — и черной футболке с блестками она казалась такой же тонкой и стройной, как Шанья. Благодаря умелым рукам профессионалов ее коротко остриженные волосы, смазанные гелем и уложенные в затейливую прическу, напоминающую усеянный шипами шлем, сохранили свой огненно-рыжий цвет. Высокие острые скулы не оплыли, не утратили формы. Кики осталась прежней. И, как и прежде, в ней сразу можно было узнать рок-певицу. Но теперь от ее былых успехов остались одни руины. Она катилась вниз, под уклон, по извилистой кривой, которой никогда не стать широкой и светлой дорогой, ведущей к головокружительным высотам. Все ее высоты уже в прошлом. Если сейчас она уйдет со сцены, о ней будут вспоминать как о рок-певичке семидесятых и восьмидесятых, ставшей необходимым приложением к ностальгическим ретроконцертам начала двадцать первого века.
Если же продолжит петь, то ее станут воспринимать как жалкое подобие певицы, и именно такой она и запомнится публике — жалкой и никчемной.
Настало время откланяться.
Она покинет сцену, как только закончится эта безумная неделя концертов. Она поедет на взморье, найдет там высокий утес и бросится вниз с вершины.
Позднее, вместо того чтобы отказаться от этого нелепого, поспешно принятого решения, Кики лишь утвердилась в нем.
Когда на следующий день она торжественно выплыла на сцену в туфлях диско-звезды с высоченными каблуками из оргстекла «перспекс», усеянными блестящими стразами, и приготовилась показать, на что способна, ее встретили лишь жидкими аплодисментами.
Далеко не в первый раз Кики охватила ненависть к публике. С ужасным чувством, будто под ней «бегущая дорожка» тренажера и нужно как можно быстрее перебирать ногами, чтобы не упасть, Кики громко отбарабанила все свои старые и новые хиты.
А потом наступил настоящий кошмар. Кики и представить себе не могла, что ей когда-то придется пройти через это. В ожидании появления ведущей музыкальной группы часть публики начала нетерпеливо хлопать, призывая Кики освободить сцену, и вскоре к этому призыву присоединился весь зал.
Кики мгновенно замолчала, хотя ее музыканты продолжали играть. Слезы жгли ей глаза. Так вот как это бывает! Вот что значит провалиться с позором. Что ж, черт возьми, больше она никогда не выйдет на проклятую сцену. Она поедет туда, где есть высокие утесы. Она доберется до Корнуолла и там положит конец своей жалкой, никчемной жизни. Она отправится в Корнуолл, потому что там остался кое-кто, с кем следует попрощаться.
В Корнуолл, ибо в Корнуолле живет Примми.
Глава 21
Следуя указаниям распорядителя, Артемис медленно проехала по траве к краю огромного поля и припарковала свой «вольво» между «рейнджровером» и «мини-купером». Она заметно нервничала. Артемис всегда чувствовала себя неуютно на матчах; только в первые месяцы замужества у нее захватывало дух от одной лишь мысли о том, что ей удалось приобщиться к поло — этой элитарной забаве подлинных аристократов. Ей так и не удалось усвоить сложные правила игры, и когда жены и подруги приятелей Руперта поняли, что Артемис не только представления не имеет, что происходит на поле, но даже не умеет ездить верхом, они тут же исключили ее из своего избранного круга.
Артемис быстро сбросила туфли для вождения и надела открытые туфли-лодочки на шпильках. В последние годы она так прибавила в весе, что без высоких каблуков казалась себе толстой как кубышка. Артемис не хотелось привлекать внимание других женщин, наблюдающих за игрой, к недостаткам своей фигуры. Из личного горького опыта она уже знала, что большинство этих женщин — стройные, гибкие и юные создания.