Такое разное будущее: Астронавты. Магелланово облако. Рукопись, найденная в ванне. Возвращение со звезд. Футурологический конгресс (сборник)

Он был в белом халате, маленький, пухлый, живой, деликатный, с румянцем на щеках. Черные глаза за стеклами толстых роговых очков сверкали умом, на подбородке у него была ямочка, а нос походил на толстую пуговицу. В разрезе халата красовался изящный, в зеленый горошек, галстук; когда он приблизился, там, глубже, я разглядел кант гимнастерки. Это меня заморозило. Он ничего не заметил; поставил возле кушетки низкую табуретку, уселся, взял меня за запястье, посчитал пульс, потом посмотрел мне в глаза.

– Я здоров, – сказал я, когда он ухватил пальцами розовую резину стетоскопа, торчавшего из верхнего кармана халата.

– Теперь уже да. – Голос у него был приятный, гладкий. – Вы, конечно, все помните?

– Да.

– Прекрасно! Значит, дело идет на поправку. Вы переживаете теперь сложный и, безусловно, нелегкий период – адаптация, новое окружение, специфика условий труда, не так ли? Многое вас неприятно поражает, а тут еще печать тайны, психика наша упряма, стоит ей коснуться чего-то огражденного запретом, как она уже порывается это опрокинуть, послать ко всем чертям, даже уничтожить, – реакция как нельзя более естественная, хотя в уставном отношении, гм, неадекватная… Ну что ж… Мы вам поможем.

– Это как же? – спросил я. На мне были брюки и рубашка, туфли кто-то успел снять, пиджак висел на стене; немного смущали меня стопы в одних носках, свисавшие с края кушетки.

– О, ведь вы человек разумный, толковый… – сказал он с улыбкой. На левой щеке появилась ямочка. – А что влечет за собой разум? Скептицизм. Вполне естественная реакция. Что ж… мы не всемогущи, просто – если вы, конечно, позволите – мы с вами побеседуем, непринужденно, в частном порядке… Или вы хотели бы сначала умыться? Искупаться?

– И верно, – ответил я, – я весь липкий от этого чая…

– Ах, не будем об этом, скажу вам только – майор об этом просил, – он превосходно вас понимает, и, само собой, это не повлечет за собой никаких служебных последствий…

– Что? – хмуро спросил я.

Он заморгал.

– Ну, как же, эта сцена… помните? Вы разнервничались, вспылили – вследствие определенных неудач, – я не знаю, конечно, в чем там было дело, и ни о чем не спрашиваю – майор только просил передать вам слова ободрения. Он вас действительно ценит, также и в частном порядке…

– Вы что-то говорили о купании… – прервал я его, начиная вести себя отчасти на манер того провокатора в ванной. Я слез с кушетки и убедился, что чувствую себя вполне хорошо. Наркотик – или что там еще мне впрыснули – улетучился без следа.

Врач провел меня через боковую дверь в ванную. Я повесил одежду вместе с бельем в высокий и узкий полукруглый шкафчик, который сам захлопнулся; вымылся весь, принял горячий, потом холодный душ и, распаренный, освеженный, в просторном купальном халате, который уже лежал на стуле, открыл шкафчик с одеждой. Он был пуст. Еще не успев испугаться, я услышал вежливый стук.

– Это я, – послышался за дверью голос врача. – Можно войти?

Я впустил его.

– У меня забрали одежду, – сказал я, встав перед ним.

– Ax да… я забыл вас предупредить… вашими вещами займется сестра… может, пуговицу какую пришить, выгладить то да се…

– Обыск? – бросил я флегматично. Он вздрогнул.

– Ради Бога! Ох, это еще следы шока, – добавил он тише, словно бы про себя. – Ну, ничего. Я выпишу вам успокаивающие таблетки и что-нибудь укрепляющее. А теперь я хотел бы, с вашего разрешения, обследовать вас.

Я позволил простучать и прослушать себя. Он потряс головой, как упитанный жеребенок.

– Чудно, превосходно, – повторял он, – у вас изумительный организм. Может, пока останетесь в этом халате и перейдете в мой кабинет? Сестра совсем скоро принесет ваши вещи. Сюда, пожалуйста…

Через коридорчик, заставленный пирамидками металлических стульев, мы прошли в другую комнату, довольно темную, хотя вверху горела большая лампа; еще одна, под зеленым абажуром, стояла на письменном столе. Черные шкафы, заполненные толстыми книгами с золотыми тиснеными заголовками на кожаных корешках, тоже черных, высились вдоль трех стен. Возле одного из них стояли два кресла и низкий круглый стол, а на нем лежал череп.

Я сел. Темнота исходила от собрания книг за стеклом. Врач снял халат, под которым оказался уже не мундир, а светло-серый скромный штатский костюм. Он сел по другую сторону стола и какое-то время смотрел на меня с выражением безмятежной сосредоточенности.

– А теперь, – сказал он наконец, словно удовлетворенный осмотром моего лица, – вы, может быть, скажете, что вас так взволновало? Здесь, в этих стенах, – он показал глазами на черные ряды книг, – можно говорить обо всем.

Он подождал и, видя, что я молчу, заговорил снова:

– Вы мне не доверяете. Это естественно. Конечно, на вашем месте я бы вел себя так же. И все же, поверьте, ради своего же блага вы должны, пусть через силу, преодолеть желание отмолчаться. Вы только попробуйте. Труднее всего начать.

– Не в том дело, – ответил я, – я только не знаю, стоит ли… Впрочем, вы меня удивили, ведь в том кабинете вы говорили совсем другое: что вы не хотите ничего знать о случившемся.