Пол-лица Руэла снесло, из того, что осталось на его месте, посыпались черви.
Руэл приближался.
Попытался схватить Джека перепончатыми пальцами.
Крики Ричарда, крики Осмонда смешивались, сливались в одно целое.
Теперь Джеку казалось, что в кармане у него – раскаленное клеймо для скота, и внезапно, в тот самый момент, когда руки Руэла легли ему на плечи, он понял, что это: монета капитана Фаррена, которую отказался взять Андерс.
Джек сунул руку в карман. Монета напоминала кусок руды. Джек сжал ее, и его словно пробил мощный удар тока. Почувствовал это и Руэл. Торжествующее урчание сменилось испуганным мяуканьем. Он попытался отпрянуть, единственный оставшийся глаз дико вращался.
Джек вытащил монету из кармана. Она светилась в его руке раскаленной краснотой. Он чувствовал жар – но жар этот не обжигал.
Профиль королевы сиял как солнце.
– Во имя нее, ты,
Руэл и его отец закричали в унисон: Осмонд – тенором на грани сопрано, Руэл – гудящим, словно пчелиный рой, басом. Монета вошла в череп Руэла, как раскаленная кочерга в кусок масла. Отвратительная темно-коричневая жижа выплеснулась из головы монстра и потекла по запястью Джека. Горячая жижа с копошащимися в ней маленькими червячками. Они дергались и извивались на коже Джека. Он чувствовал их укусы, но еще сильнее прижал монету ко лбу Руэла, загоняя ее все глубже.
–
Руэл кричал и выл; Осмонд кричал и выл вместе с ним. Волки и Уроды остановились и жались позади Осмонда, на их лицах читался суеверный ужас. Для них Джек не просто вырос – он еще и светился.
Руэл дернулся. Вновь издал булькающий визг. Льющаяся из головы темная жижа стала желтой. Последний червь, длинный и тошнотворно белый, выполз из прожженной монетой дыры и упал на пол кабины. Джек наступил на него и раздавил каблуком. Ошметки полетели во все стороны. Руэл влажной грудой осел на пол.
Огороженный бревенчатым частоколом пыльный двор огласил такой вопль ярости и горя, что Джек подумал, а не лопнет ли у него череп. Ричард свернулся в углу в позе эмбриона, обхватив голову руками.
Осмонд выл, отбросив кнут и пистолет-пулемет.
–
Остальные шепотом подхватили этот крик, широко раскрыв глаза, напомнив Джеку подростков в «Лучезарном доме»:
Джеку тут же вспомнился теплый день, который он провел с Волком на берегу реки. Они смотрели, как коровцы пили воду и щипали травку, Волк рассказывал о своей семье. Все шло хорошо… очень хорошо, пока не появился Морган.
И теперь Морган собирался появиться вновь… не прыгнув, а разорвав мембрану между мирами, пробив в ней дыру.
– Морган. Это…
– …Морган, Владыка…
– Владыка Орриса…
– Морган… Морган… Морган…
Треск рвущейся материи нарастал. Волки упали в пыль. Осмонд танцевал джигу, черные сапоги топтали сыромятные косички кнута.
– Плохой мальчишка! Гадкий мальчишка! Теперь ты заплатишь! Морган идет! Морган идет!
Воздух в двадцати футах справа от Осмонда начал колебаться и мерцать, словно от жара.
Джек оглянулся и увидел, что Ричард свернулся калачиком в углу среди автоматов, магазинов и гранат, напоминая очень маленького мальчика, который заснул, играя в войну. Только Ричард не спал, и увидь он отца, являющегося сквозь дыру между мирами, скорее всего – Джек этого боялся – сошел бы с ума.
Джек упал на пол рядом с другом, крепко обхватил его руками. Треск рвущейся материи все усиливался, и внезапно раздался голос Моргана, проревевшего в дикой ярости:
–
Джек услышал вопль Осмонда:
–
– Уходим, Ричи, – прошептал он и еще крепче обхватил исхудалое тело Ричарда. – Пора прыгать с корабля.
Джек закрыл глаза, сосредоточился… и на мгновение у него закружилась голова.
Глава 37
Ричард вспоминает
Возникло ощущение, что он катится в сторону и вниз, словно они находились на пандусе между двумя мирами. Смутно, из ниоткуда, до него донеслись крики Осмонда: «