Худшее осталось позади. Уже за забором мальчики поднялись (готовые пригнуться и бежать в случае новых взрывов).
– Взрыв поезда не понравится моему отцу, Джек, – сообщил Ричард. Его голос звучал ровно, но, посмотрев на друга, Джек увидел, что тот плачет.
– Ричард.
– Да, совершенно не понравится, – повторил Ричард, словно отвечая на собственный вопрос.
Густая полоса сорняков высотой по колено росла между рельсами, уходившими от лагеря, как полагал Джек, на юг. Рельсы проржавели, ими давно не пользовались. А в некоторых местах они странным образом погнулись – словно пошли рябью.
За спиной продолжали греметь взрывы. В момент очередного затишья Джек подумал, что все, и тут же послышался протяжный, грубый скрежет.
Джек прибавил шагу, и не только потому, что хотел уйти как можно дальше до прибытия полицейских или пожарных. Такая скорость не позволяла разговаривать… или задавать вопросы.
Они прошли, наверное, две мили, и Джек все поздравлял себя с тем, что нашел отличный способ оттянуть разговор, когда Ричард едва слышно позвал его:
– Эй, Джек…
Джек успел повернуться, чтобы увидеть, как Ричард, который чуть отстал, валится вперед. Красные пятна ярко выделялись на его белом лице.
В самый последний момент Джек поймал друга. Тот весил не больше бумажного пакета.
– Господи, Ричард!
– Секунду назад чувствовал себя в полном порядке. – Все тот же тихий, свистящий голос. Дыхание очень быстрое, очень сухое. Джек видел только белки глаз и крошечные дуги синих радужек. – Просто… лишился чувств. Извини.
Сзади донесся еще один тяжелый, отрыжечный взрыв. Затем обломки поезда забарабанили по металлической крыше ангара. Джек оглянулся, потом с тревогой посмотрел вперед.
– Сможешь держаться за меня? Я понесу тебя на закорках.
– Держаться смогу.
– Когда не сможешь, так и скажи.
– Джек, – в голосе Ричарда слышались привычные раздраженные нотки, и это обнадеживало, – если я не смогу держаться, то не смогу и сказать об этом.
Джек поставил Ричарда на ноги. Того шатало. Казалось, дунь на него – упадет. Джек повернулся и присел на корточки, подошвы пружинили на подгнившей шпале. Завел руки за спину, чтобы подхватить бедра Ричарда, а тот обнял Джека за шею. Джек поднялся и двинулся по шпалам быстрым шагом, почти трусцой. Ноша не вызывала проблем, и не только потому, что Ричард сильно исхудал. Джек катал пивные бочонки, таскал тяжелые ящики, собирал яблоки. Много дней подряд очищал от камней Дальнее поле «Лучезарного дома», можете сказать «аллилуйя». Все это закалило его. Но укрепились не только кости и мышцы. И дело было не в появившемся навыке перескакивания из мира в мир, когда другая реальность – какой бы великолепной она ни была – стиралась, будто свежая краска. Джек смутно осознавал, что пытается сделать нечто большее, чем просто спасти жизнь матери; с самого начала он замахнулся на нечто большее. Он пытался служить добру, и теперь понимал, что подобные безумные инициативы всегда закаляют того, кто берется за них.
Он побежал трусцой.
– Если меня начнет укачивать, – голос Ричарда менялся в такт шагам Джека, – я наблюю тебе на голову.
– Я всегда знал, что могу положиться на тебя, Ричи-бой. – Тяжело дыша, Джек улыбнулся.
– Сидя на тебе, я чувствую себя… круглым дураком. Словно превратился в человеческую пружинную ходулю.
– Вероятно, так ты и выглядишь, дружок.
– Не… называй меня дружком, – прошептал Ричард, и улыбка Джека стала шире.
– Я узнал этого человека, – прошептал Ричард над головой Джека.
Тот вздрогнул, словно его вывели из транса. Он тащил Ричарда уже десять минут, они оставили позади еще одну милю, но по-прежнему не видели никаких признаков цивилизации. Только рельсы и запах соли в воздухе.
– Какого человека?
– Мужчину с кнутом и пистолетом-пулеметом. Я его узнал. Видел прежде.