— Чего стоим? Полезайте туда. Хотя, нет! Давайте веревку и фонарик. Я сам туда полезу. Вы своими копытами все артефакты мне тут затопчете, — проворчал Лебединский.
— Аркадий Владимирович, это опасно для жизни! — воскликнула мисс бикини. — Вы представляете неоценимую ценность для науки. Пусть Шура лезет. Он не представляет никакой ценности.
— Еще чего! Сама лезь. Ты вообще ноль с минусом для науки, — огрызнулся очкарик.
— Она бюстом не пролезет, — ухмыльнулся высокий.
— Разрешите мне спуститься, — предложил я.
— Нет, боец, — мотнул головой Лебединский. — Твое дело быть на передовой поля битвы. Здесь же передовая науки. Там может быть нечто неизведанное нам, которое при непрофессиональном обращении погибнет. Здесь я и только я могу быть первым. Но ты мне поможешь. Держи крепко.
С этими словами он передал мне конец веревки, а сам, раскручивая моток, осторожно подошел к дыре и посветил туда фонариком.
— Вижу дно, — доложил он. — Метра три до него будет. Можно по лестнице спуститься. Шурик, подавай туда лестницу. Только осторожно.
Очкарик трусовато приблизился к дыре и запихал в нее лестницу. Будучи метра четыре длиной она почти вся скрылась под землю.
— А ты говорил шахта, — ухмыльнулся Кожура, оборачиваясь к Вадику Павлову.
— Это могила, — прошептал тот, широко раскрыв глаза.
Профессор ступил на лестницу и ловко ногами вперед проскользнул в дыру. По всему видать опыт в таких делах он имел большой.
Томительно тянулись секунды.
Шло время, но из-под земли не подавалось признаков жизни.
— Может это дыра в параллельный мир? — пробормотал Гоша Косицин. — И они там все исчезают туда.
— Ага, прямо туда, — нервно ухмыльнулся Кожура и многозначительно взглянул на меня.
Конец лестницы дрогнул, а затем из дыры показалась лопата, зажатая в руке. Следом за лопатой из-под земли появилась физиономия Романа. Он повел глазами по сторонам и медленно выбрался на белый свет.
— Живой! Живой! — обрадовано загалдели бойцы.
Роман, молча воткнул лопату в землю. Взгляд его при этом был устремлен вдаль.
— Ромка, ты как? Ничего не ушиб? — спросил его озабочено Кожура.
Роман встрепенулся и уставился на него мутным взором.
— Курсант Дуров! У тебя все в порядке? — настойчиво спросил Слесарчук. — Курсант Дуров! Вы меня слышите?!
— Слышу, товарищ сержант, — Роман неожиданно расплылся в счастливой улыбке. — Все хорошо, товарищ сержант!
— А что там было? Курсант Дуров!
— Да кто его знает, — махнул рукой Роман, — может просто карстовый провал. Вы тут в таком множестве не топчитесь. Карстовые провалы они коварны. Могут многих поглотить.
— Чего? Чего? Что за карстовый провал? — насторожился Слесарчук.
— Это такая пустая промоина под землей, — охотно пояснил Роман. — Грунтовая вода её размывает, и образуется пустота. Вот эта пустота и нашла меня.
— Мутно ты как-то рассуждаешь, Дуров. Скрываешь что-то.
— Да ничего я не скрываю. Темно было. Спецы разберутся, что там на самом деле.
— Да врет он все! — заявил Вадик Павлов. — Слушайте анекдот. Солдат провалился в сортир…
Вадик не успел рассказать анекдот.
— Всем отойти! Всем! — раздался истошный вопль профессора Лебединского, который успел выбраться из дыры, пока мы тут выясняли у Романа, что там, да как.
— Что там, товарищ профессор? Могила царицы Нефертити? — игриво спросила мисс бикини.
— Нет, Тутанхамон, — ответил он, опалив её сквозь очки безумным взором буйнопомешанного. — Я сказал, всем отойти! Это всех касается, всех, без исключения!
Все послушно попятились.
— Что-то нашел, — пробормотал Вадик Павлов. — Что-то из ряда вон.
Профессор, убедившись в том, что все отошли подальше, поспешил уйти в сторонку, трясущейся рукой достал из кармана шорт мобильник, потыкал в него пальцем и поднес к уху. Говорил он тихо, так чтобы никто ничего не расслышал. При этом профессор активно жестикулировал свободной рукой, по всей видимости, убеждая кого-то в чем-то.
Разговор был короткий. Вернув телефон в карман, профессор вновь подошел к нам.
— На сегодня раскопки закончены, — заявил он внезапно изменившимся хриплым голосом. Бойцы, спасибо вам. Возвращайтесь обратно.
Затем развернулся и обратился к археологам:
— Товарищи! Всем до единого оставаться в лагере.
— Отделение в колонну по два становись! — скомандовал Слесарчук.
Мы тут же побросали лопаты там, где стояли и охотно построились. Солнце вошло в зенит и жарило нещадно. Работать под его палевом не было никакого желания.
При возвращении в часть бойцы все еще пытались выведать у Романа, что было в этой яме, но тот в ответ только отшучивался:
— Поскользнулся, упал, очнулся — гипс.
Откуда он мог знать эту известную в моем мире крылатую фразу? Ума не приложу.
Мы были последними, кто принимал участие в раскопках. Бойцы нашей части больше не привлекались к шефской помощи. Роман несколько дней ходил, как мне казалось, сам не свой. Он не всегда реагировал на приказы командиров и был замкнут. Слесарчук направил его в полковую санчасть на предмет обследования специалистами для выяснения наличия возможных повреждений частей тела и головы в результате падения.