Талисман для героя

— А это тебе чем не писарь? — Кравцов показал на меня. — По клавиатуре он круто долбит.

— Может и писарь, — кивнул Сенцов. — Будешь писарем?

Я отрицательно мотнул головой. Отдохнуть здесь несколько дней, еще куда ни шло, но просиживать в этом полумраке недели и месяцы — желания не было.

— Не хочешь, — усмехнулся Сенцов. — Вижу настоящего воина. Наслышан я о твоих подвигах. Да и сам видел. Хорошо. Будь по-твоему. А кто сможет? Кого знаешь?

— Гена Шихман сможет.

— Почему ты так решил?

— Он еврей с Одессы.

— Железная логика! — комбат коротко хохотнул и тут же схватил трубку телефона.

— Дежурный по роте! Это комбат Сенцов! Курсанта Шихмана ко мне!

* * *

Работу я закончил, как и обещал через три дня. Смотреть результат собрался весь командный состав батальона.

— Вот эту дверь надо заделать, а здесь дверь пробить, — бодро докладывал я, показывая шариковой ручкой на экран ноутбука.

— Зачем? — тупо спросил комбат.

— Мы получаем приемную комнату и два раздельных кабинета, — пояснил я. — В одном кабинете будете сидеть вы, товарищ комбат, а другой для офицеров батальона. Там будет сидеть начальник штаба, заместитель по технике и заместитель по политической части. Да, и еще снабженец прапорщик Хруленков.

— Прапорщик там сидеть не будет, — возразил начальник штаба старший лейтенант Чухров. — Прапорщик должен постоянно рыскать, как волк за добычей, чтобы снабжать батальон. Правильно я говорю?

— Так точно, — ухмыльнулся прапорщик и дыхнул густым перегаром. — Мы постоянно рыщем в поиске.

— А кто в приемной будет сидеть? — спросил заместитель комбата по технике майор Бычищев. Он дорабатывал последний год до пенсии и ничего не делал, кроме, как считал дни до дембеля. За три дня своего пребывания здесь, я не раз слышал, как Сенцов выговаривал ему, что тот мягко сказать бездельничает.

— Писарь будет сидеть, — ответил я.

— Шихман! Ты слышишь! Тебе отдельный кабинет будет! — комбат оглянулся на Гену, который скромно сидел в углу на стуле, поблескивая стеклами очков.

— Рад стараться товарищ капитан!

— Хорошо! А здесь что? — спросил комбат, вернувшись к монитору.

— Здесь мебельная стенка из красного дерева. Вот она как выглядит на развертке, — я нажал кнопку мышки и показал следующую страницу.

— Солидно, — кивнул комбат. — По стенам тоже красное дерево?

— Так точно. Красный цвет мирового пролетариата. Красный цвет боевого знамени, водруженного нашими воинами над рейхстагом.

— У Гитлера тоже было красное знамя, — пробурчал замполит.

— Что ты несешь, — процедил Сенцов. — Я тебя в органы за это сдам, как неблагонадежного.

— Здесь на стене портреты Ленина, Сталина и Жукова, — продолжал рассказывать я и показал следующую страницу.

— Хруленков! — комбат повернулся к прапорщику. — Все видишь?

— Так точно!

— Все материалы и детали этого интер…, интур…

— Интерьера, — подсказал я.

— Да, его самого. Все материалы и детали должны быть в наличии.

— Уже в наличии, — самодовольно хмыкнул Хруленков.

Я показал еще несколько картинок, и мой проект был принят на ура.

— Назаров! Будешь руководить работами, — заявил, как отрезал Сенцов. — Подберешь себе в роте работников. Человека четыре не больше. Сроку тебе на реализацию твоего проекта две недели. Все понял?

— Так точно, товарищ капитан! — бодро ответил я, понимая, что возражать бесполезно.

* * *

В бригаду я взял Кожуру, Романа, Вадика Павлова и Васю Муху. Вася был нужен для проводки электрики.

Прапорщик Хруленков обеспечил нас инструментами на полную. В нашем распоряжении появилась дисковая электропила, электролобзик и электрорубанок. В материалах недостатка не было.

Работали мы ни шатко и ни валко и в основном в присутствии офицеров, которые появлялись в штабе ненадолго утром и под вечер. Часов в восемь вечера они покидали штаб, а мы предавались отдыху. Кожура, Роман и Вадик чаще всего сразу после ужина заваливались спать здесь же на полу штаба, расстелив старые бушлаты, и спали до утра. На вечернюю поверку мы не ходили. Командование роты знало, что мы выполняем срочное задание Сенцова и нас не беспокоило.

Гена Шихман откуда-то раздобыл старую гитару и бренчал на ней, напевая разные песни из одесского блатного репертуара. Чаще всего он исполнял песню «Я с детства был больной ребенок».

Всю песню я так и не запомнил, но первый куплет врезался мне в голову, как заноза вместе с неровным фальцетом Гены:

Я с детства был больной ребенокЯ больше матери страдалКогда мне не было и годаЯ с подоконника упал…

Вася Муха, при исполнении этой песенки почему-то всегда истерично хохотал.

Закончив очередной концерт, Гена тоже ложился спать на бушлаты, а утром докладывал комбату, что работал без устали всю ночь, но зависал компьютер.

Пару раз за неделю Гена смог скатать в увольнительную в Ленинград, якобы за новыми программами для увеличения быстродействия ноутбука.

После увеличения производительности компьютера у Гены перестал печатать принтер. Для ремонта принтера Гена вновь получил у комбата увольнительную.