Талисман власти

О чьем завтраке идет речь, старики ничего не сказали, но Избор понял их правильно,

Не став упираться они достояли из переметных сум даденные им в дорогу добрыми старичками продукты. Эти старики тоже не остались в стороне и высыпали на траву какие-то корки, куски хлеба и выставили флягу с вином. Не сговариваясь, и даже не смотря друг на друга Избор, Исин и Гаврила не притронулись ни к вину, (что было очень удивительно) ни к коркам (что удивительным вовсе не было). Избор, ожидавший от стариков всего, рассчитывал, что те пустятся на разные уловки, что б заставить их отведать чего-нибудь из своих запасов, но ошибся. Их воздержанность и разборчивость в еде стариков только обрадовала. Те навалились на съестные припасы имея в головах мысли — как бы исхитриться съесть как можно больше. Их молоденький проводник скромно стоял в стороне, пока Перерим не вспомнил о нем.

— Эй, чадо, — спросил он мальчика, — что там видно?

— Дым, — коротко ответил он кротким, мелодичным голосом. — Только дым у реки.

Перерим никак на это не отреагировал и бросил мальчишке кусок мяса. Тот подхватил его и уселся в стороне на камнях. После этого старики налегли на свое вино, и разговор покатился все быстрее и быстрее, затрагивая самые неожиданные темы.

Старики шумно и беззастенчиво хвастались своими былыми наградами и ловкостью рук, позволявшей им вдобавок к княжеским подаркам уносить с пиров еще что-нибудь, особенно из серебряной посуды. Избор и Исин хохотали, но за всеми этими разговорам, невидимая, словно рыба в глубокой воде, металась мысль:

— Кто эти старики? Зачем он здесь, вдалеке от пиров и людей?

Вопросы роились в головах, словно мошкара в дождливый день, но ее нельзя было отогнать веточкой.

На лице Гаврилы время от времени появлялось выражение мрачной угрюмости, которое он старался замаскировать кривой улыбкой. Исин смотрел на него, понимая, что творится у него на душе. Он и сам не меньше других хотел разобраться, что тут к чему и тут в его голову залетела мудрая мысль. Исин тихонько тронул Избора за плечо, призывая его замолчать,

— Послушайте-ка, почтенные, — обратился он к старикам. — То о чем вы тут рассказываете — шубы, драгоценные кубки — это все в прошлом. А сейчас-то вы что-нибудь можете?

— Испытай, богатырь!

— Извольте… Знавал я сказителей, которые брались писать стихи, где все слова начинались с одной буквы. По силам ли вам такая задача?

Избор недоуменно посмотрел на Исина и показал ему пальцем — на солнце, давая знать, что светило уже высоко к пора бы им двинуться дальше. Но побратим в ответ только махнул рукой.

— Ну что, Никуля, возьмемся? — спросил Перерим.

— А чего бы не взяться? Дадут золотой, так и сочиним прямо тут, не сходя с этого места!

— Добро, старик, — сказал хазарин. — Сочините-ка мне стихи, в которых говорилось бы о Божественной справедливости, пустыне, отчаянии, предательстве и возмездии.

Он загибал пальцы, стараясь не упустить ни единого из нужных ему обстоятельств.

— Да, и самое главное! Все слова должны начинаться на одну букву.

— Что это за буква?

— «С»

Старики ответили разом, словно репетировали ответ и на этот вопрос:

— А заплатишь?

— Заплачу! — Исин побренчал в кармане золотом и достал монету — Не обижу!

Показывать его слепцам не имело смысла, но он все-таки сделал это.

— Скажи-ка только, богатырь, как звать того негодяя над которым свершился Божий суд?

— Челнак, — медленно и отчетливо произнес Исин, ища на их лицах следы замешательства, но к его разочарованию старики проглотили это имя без всякого волнения.

— Одно только затруднение, однако, — сказал молчавший до сих пор Никуля, — Одно, но большое. Ничего не выйдет.

— А что такое?

— Все слова на «С»?

— Да! — подтвердил Исин. — Все!

— И Челнак тоже?

Исин заколебался. Упрек был справедлив. На лице Никули мелькнула досада — при такой привередливости можно было остаться и вовсе без денег…

— Мы, конечно, можем назвать его как-то иносказательно, — начал объяснять Никуля.

— Например: «Сукин Сын», — предложил Перерим. Он повторил эти два слова про себя и удовлетворенно кивнул. — Да. Сукин сын это очень хорошо и прекрасно ложиться в нужный размер стиха, но такая замена, возможно, лишит стих для вас изрядной доли очарования…

— Конечно! — сказал Перерим. — Решите, как нам быть?

Исин подумал и решил затруднение:

— Ладно, Пусть Челнак останется Челнаком, но он должен быть там единственным исключением!

Головы у стариков действительно работали как надо. Посидев минуту — другую с закрытыми глазами Перерим встрепенулся и начал:

Скакал Челнак солончаками,Следы свои скрывать скакал.Стуча своими сапогамиЧелнак солового стегал.Челнак своей судьбы страшился!Стони, собачий сын, стони!Сегодня страшный суд свершился!Челнака судороги свели!

Когда отзвучал последний аккорд, Никуля спросил:

— Ну, как? То, что нужно?

Прищурив глаз, Исин заметил, глядя на Избора.