Талли

— Я не знаю, Джек, — сказала она. — Я больше уже ничего не знаю. Тогда, каждый вечер ложась в постель, я не могла заснуть, а днем мучилась вопросом: где же моя дорога, что же в этой жизни мое? Я всю жизнь ходила с опущенной головой — так что ничего я не могла знать. Кто я была такая, чтобы знать? И что я могла видеть, если душа моя была наполовину в могиле, наполовину в прошлом?

А она всегда говорила о будущем, беспрерывно, у нее всегда были грандиозные планы, надежды, она никогда не останавливалась: работала, училась, планировала свое будущее, никогда не останавливалась… пока… И когда это произошло, я подумала, что ничто не могло ни остановить, ни вернуть ее. Я не могла ничем помочь, и мне за это стыдно.

Джек ничего не сказал. Талли повернула голову и посмотрела на него. Он лежал, закрыв глаза руками, и на нее вдруг накатила волна жалости, затопила, омыла, а когда она пришла в себя — он лежал рядом, Джек Пендел, закрыв глаза ладонями. Талли вытерла с лица слезы и прошептала:

— Джек, о Джек, Джек, не надо! — Она прижалась к нему, отвела его руки и поцеловала лицо. — Нет, Джек, не надо, я люблю тебя, я так тебя люблю! — нежно шептала она, прижавшись к нему лицом. — Я люблю тебя!

И они снова занимались любовью. Она вцепилась руками в спинку кровати, так сильно, как только могла, чтобы ничто не могло вырвать ее из его объятий. Она закрыла глаза, она стонала и жадно вдыхала его запах, и он стонал тоже, а она все сильнее сжимала спинку кровати. И вдруг…

Это был ужасающий грохот.

Да что случилось? О Господи! Она сломала спинку кровати!

Просто сломала. Она валялась теперь на поду между стеной и кроватью, а Джек и Талли хохотали.

Талли сказала:

— Мне теперь и держаться-то не за что.

А Джек ответил:

— Можешь держаться за меня. — И протянул к ней руки, и обнял ее, а она подумала только: «Да, да…»

— Полюбуйся на эту кровать Талли, — сказал утром Джек улыбаясь.

Талли хихикнула. Спинка сломана, перепачканные простыни сбиты в кучу.

— Джек, — сказала она, разглядывая этот беспорядок, — нам надо быстренько съехать, а то за тобой будет гоняться полиция, да и горничные, пожалуй, тоже.

Было семь часов утра. Они спали всего два — два с половиной часа, но им предстояло еще столько всего сделать, и, к сожалению, это был их последний день вместе.

Джек и Талли перекусили внизу в кафе — поджаренные хлебцы, яйца и овсянка. Потом они расплатились за гостиницу и оставили чемоданы у портье. Сначала они отправились к статуе Иво Джима. Но таксист оказался новичком и не мог найти дорогу. Вместо этого они приехали к Пентагону. Талли покачала головой, сверившись с картой и бросив свирепый взгляд на шофера.

Наконец, они добрались и до памятника. Гордый памятник человеку, сражавшемуся во всех войнах, начиная с первой мировой. И такой огромный.

— Даже ты рядом с ним кажешься карликом, Джек, — сказала Талли, фотографируя.

— Ах, карликом?! — возмутился он. — Я тебе сейчас покажу карлика.

В девять утра открылось Арлингтонское кладбище. Они пошли туда пешком, и все было бы неплохо, только вот подъем оказался довольно длинным.

— Я смотрю, ты все в той же восхитительно удобной обуви, — заметил Джек, поглядывая на ее белые босоножки.

— Я хочу хорошо выглядеть для тебя, даже на кладбище, — ответила она, шагая в гору.

Он обнял ее за талию.

— Ты всегда прекрасно смотришься на кладбище, Талли.

— Не будь таким романтичным, — ответила она.

В это время, да еще в воскресенье, людей было мало, — всего несколько случайных парочек.

Могила Кеннеди оказалась совсем простой. На гранитной плите написано: «Джон Фицджералд Кеннеди. 1917–1963». Одинокая искусственная роза — больше никаких цветов. Чуть выше на утреннем ветерке трепетало пламя Вечного огня.

Они немного постояли у могилы, и Талли, скорее инстинктивно, чем осознанно, перекрестилась и смущенно оглянулась. Ее заметила какая-то женщина и тоже перекрестилась, улыбнувшись Талли. Талли встала поближе к Джеку, и он обнял ее.

Талли посмотрела вниз на город и сказала:

— Какой вид отсюда — и смотреть бы на него и день, и ночь, вечно…

Джек мягко взял Талли за локоть, и они тихонько пошли дальше.

— А знаешь, когда Кеннеди увидел панораму, открывающуюся из окон дома Роберта Э. Ли, то сказал, что когда умрет, хочет быть похороненным именно здесь, на вершине холма.

— Я не знала этого, — сказала Талли. — Пойдем к дому Роберта Э. Ли.

Они пошли налево, мимо могилы Роберта Кеннеди. Подойдя к дому, они сели на траву и стали смотреть вниз, на город,

— Удивительно, как долго люди могут горевать! — сказала Талли.

— Действительно, — согласился Джек. — А что ты имела в виду?

— Ты знаешь, Тед Кеннеди приходит сюда каждый год двадцать второго ноября, чтобы преклонить колени у могилы брата.

— Он любил брата, — сказал Джек.

— Естественно, — согласилась Талли. — Но ведь прошло двадцать шесть лет. Мог бы уже пережить это, сказал бы ты.

Джек взглянул на нее.

— Я уверен, что ты правда так обо мне думаешь, но ты ошибаешься, — сказал он.

Талли притихла и повернулась к нему.

— Джек, — произнесла она. — Я не хочу потерять тебя. Я никогда не хочу потерять тебя.

Он взял ее за руку.