Там, где нас нет. Время Оно. Кого за смертью посылать

— А та самая бабка, — сказал Кот, — которая тебя под видом лечения собиралась в печке зажарить и съесть… Вот она-то, к слову, и могла кое-что знать, она эту плашку даже пробовала украсть, но мы ее берегли пуще глаза… А бабка после своего злодейства, должно быть, убежала за Зимние Горы.

— Спасибо, что сберегли, — сказал Жихарь и даже поклонился. — А кроме плашки было там что-нибудь такое, чего вы пропить не смогли?

— Было, конечно, — сказал Кот. — Была пеленка твоя. Тебя же не голяком туда запихали. И одеяльце было атласное, мы тебя им укрывали, покуда не истлело…

— А на пеленке-то, — сказал Жихарь, с трудом удерживаясь от побоев, — на пеленке-то не было ли чего вышито? У знатных подкидышей всегда на пеленке вышивают чего-нибудь, чтобы потом при случае найти и возвеличить!

— Не помню, — сказал Дрозд. — Да если хочешь — сам посмотри…

— Что–о? Так она у вас сохранилась? Побежали вниз, покажите мне ее сейчас же!

— Некуда бежать, — удержал его Кот. — Тут она, на голубятне. Мы здесь все свои личные вещи храним, потому что сюда никто, кроме нас, забраться не в силах…

— Внизу оставить никак нельзя, — пояснил Дрозд. — Сам же видел — там разбойник на разбойнике лежит, разбойником укрывается, и в головах опять же разбойник…

Дрозд поднялся, покопался у подножия голубятни, отворотил какую-то доску и вытащил старую кожаную сумку.

— Тут у нас и щетки зубовные, и мыло душистое, и мочалки, и шершавый камень — пятки тереть, и пихтовое масло — на каменку плескать, и еще много чего… Все наше, собственное! Где же эта окаянная пеленка? Я как знал — не выбросил ее и на портянку не извел. Была бы пара пеленок — были бы у меня мягкие портянки… Или была бы у меня одна нога… А так — куда ее? Нет, думаю, вырастет Жихарка, мы ему все и обскажем толком, и доказательство представим…

— Ну, допустим, я вырос, — сказал богатырь. — А толком ничего так и не услышал. Где пеленка?

— Дроздило бестолковое! — мявкнул Кот. — Ковыряешься в мешке, а сам не помнишь, что мы ее приспособили голубей гонять! Вон же она — к шесту привязана!

— Еще раз спасибо за полную сохранность, отцы мои, милостивцы…

Жихарь нетерпеливо отвязал тряпицу от шеста, развернул…

— Можно было бы и постирать с тех пор хоть разок, — заметил он.

Ткань была плотная, на удивление долговечная, и если выцвела, то лишь самую малость.

Посреди пеленки черным, до сих пор блестящим шелком был искусно вьппит один–единственный змееподобный знак «S», вписанный в перевернутый пятиугольник.

— Хорошо, — безнадежно сказал богатырь, хотя ничего хорошего пока что не видел. — А в ту ночь, как меня найти, не шатались ли по лесу вокруг избушки какие-нибудь люди, не слышались ли голоса?

— Нет, конечно, — ответил Кот. — Кому бы в голову пришло шататься по нашему ужас наводящему разбойничьему лесу, когда всю ночь ревело и гудело в небесах, а звезды оттуда сыпались целыми пригоршнями? Мы сами-то сидели за печкой, приужахнувшись, только под утро осмелились выползти, когда невтерпеж стало — не поганить же избу!

— Звезды падали… — зачарованно прошептал Жихарь. — А с ними и я оттуда грохнулся… Вон я, значит, кто! Ух ты! Блин поминальный! Грин зеленый! Всех убью — один останусь!

Глава восьмая

Кончил «Всадника без головы». Такая динамика в романе, что умный пожилой человек с величайшим волнением следит за судьбой дураков.

Михаил Пришвин

Богатырю не раз приходилось слышать, как люди, перевалившие на вторую половину жизни, говорят, что они уже едут с ярмарки, оттого и печальны.

Оказалось, что ехать с ярмарки невесело в любом возрасте.

Причину богатырской печали ни Мутило, ни Колобок понять не могли и не хотели, потому что не ведали сроков своего обретания на земле и тем более — половины его.

— Туда скакали втроем на одном коне, а ворочаемся с обозом! — хвалился Мутило, который, можно сказать, стоял у истоков этого успешного предприятия.

— Что ты с этими деньгами делать-то будешь в своем озере? — спросил Жихарь.

Все трое валялись на возу в куче ярких заморских тканей и прочего мягкого товара. Воз неспешно волок буланый северный битюг, а скоробежный Налим был привязан к возу, потому что торопиться теперь было некуда. За хозяйским тянулись остальные возы, руководимые наемными возницами. Им Колобок не доверял, время от времени прыгал из телеги в телегу, проверял — все ли на месте. На старых разбойников, которых богатырь, как и обещал, прихватил с собой, Гомункул тоже не надеялся…

— Сперва я думал выстелить дно Гремучего Вира изразцами, — сказал водяник. — Но потом понял, что худо придется водорослям. Да и раствор в воде не схватывается… Можно, конечно, выписать красивых рыбок из Чайной Земли, но ведь мои караси обидятся, возревнуют. Опять же и моржам у меня жарко покажется… Наверное, закопаю в ил, пусть в озере собственный клад будет — через тысячу лет люди станут искать, стараться… То-то посмеюсь!