Жихарь читал вслух письмо побратима, доставленное в Столенград шустрым почтовым демоненком и дожидавшееся его возвращения.
Знаки Чайной Страны разбирал он с огромным трудом, водил по ним сверху вниз пальцем, то и дело искажал их подлинный смысл, обливался потом от великого старания.
— За то время, что ты прошлялся по ярмаркам, можно было выучить пятьсот новых иероглифов! — сказала княгиня Карина.
Она стояла перед огромным зеркалом (чтобы доставить его, пришлось взять особый воз и кучу соломы) и прикладывала к груди привезенные мужем обновки и разнообразные ткани.
— Вот разнесет меня после родов, так ничего и не налезет! — загодя огорчалась княгиня.
К счастью, это были единственные упреки из множества возможных. Жихарь так обрадовался, что на какое-то время забыл про утраченную ваджру.
— Только где же ты НА САМОМ ДЕЛЕ деньги взял? — Супруга повернулась к нему, уронила очередной сарафан на пол и уперла руки в боки.
— Снова–здорово! — Богатырь с облегчением отложил недочитанное послание. — Я же тебе еще с порога объяснил…
— Так я и поверила! Из вас с Мутилой торговцы — как из кузнеца Окула скоморох!
— Да ведь нас Колобочек на ум наставил!
— Ага! Вон твой Колобочек — хуже дурного щенка резвится!
Как раз в это время в светлицу скатились по лестнице маленькие княжны — Ляля и Доля. Перед ними прыгал чуть ли не до потолочных балок хитрый Гомункул, истошно верещал при этом и хихикал. Куда только вся премудрость девалась? Должно быть, впал вековечный бродяга в детство. Просто удивительно, сколько шума и грома производила эта мелкая троица, покуда не выкатилась во двор.
Когда женщина в тягости, не следует ей перечить, потому что и ребенок тогда может пойти поперек, но богатырь все же проворчал:
— В других семьях муж вернется весь в крови по самые уши, притащит всей добычи — пригоршню меди, так его жена добытчиком и голубчиком навеличивает…
— Ладно, голубчик, — Карина подошла к мужу и обхватила его голову рукой. — Хорошо потрудился, прямо даже не верится. Чудеса тебе, видно, сами в руки идут…
Лучше бы не напоминала!
— А дедов твоих куда определим?
— Будут воспитывать сына, — важно сказал Жихарь. — Научат его драться, опасно ходить по лесу, заговаривать клады, петь лихие песни — то есть всему, что полагается знать доброму молодцу. А Колобок наставит в науках. Ты не гляди, что он сейчас балуется — надо же и ему от вечных раздумий передохнуть!
Княгиня вдруг погрустнела.
— Неудобно получается, — сказала она. — Я, пока тебя не было, выписала для детей заграничную гуверняньку… Очень, очень строгая и ученая женщина. Только вот сказки рассказывает какие-то страшные. Так ведь она недаром и зовется Апокалипсия Армагеддоновна! Боюсь, не уживется она с этими… Котом и Дроздом…
— Жалованье повысить — так и с Лихом Одноглазым уживется, — сказал Жихарь, после ярмарки поверивший во всевластие денег.
— Спасибо тебе, дурачок мой, — неожиданно сказала Карина. — А то дела наши были совсем худые… Теперь для нас главное — употребить деньги с пользой. Зови сюда своего Колобка, погляжу, какой из него хозяйственник…
Но звать Колобка не пришлось — на крыльце завизжало, застучало босыми пятками — Ляля и Доля все никак не могли словить проворного Гомункула.
Жихарь поймал всех на ходу, отделил Колобка от малышек, посадил дочерей на плечи и закружился по комнате. Потом стал с ними подниматься в горницу.
— Пусть мать делом займется, — шепнул он. — А мы тихонько наверху посидим.
Дочери у Жихаря получились, конечно, рыжие и конопатые, только глаза у них были карие и большие. Отличить их друг от дружки можно было единственно по цвету ленточек в волосах, и то в бессловесном возрасте, а потом Ляля и Доля додумались этими ленточками меняться, ввергая весь дом в головную боль.
Княгиня вздыхала, что на рыжих невест никаких женихов не сыщешь, а князь возражал, что для женихов, гляди, еще придется расширять дворовую ограду.
— Ну, чему вы тут без меня выучились? — сказал богатырь, стряхивая близняшек на ковер, усыпанный гостинцами. — Всех ли кошек на деревья загнали, всем ли собакам хвосты накрутили?
— Батюшка, батюшка! — наперебой затарахтели Ляля и Доля. — Некогда нам глупостями заниматься, нас Апокалипсия Армагеддоновна в строгости держит!
— В какой строгости? — насторожился богатырь.
— Не велит бегать босиком, перебивать старших, рисовать на заборе куриную лапку в кружочке, стирать цыплят в корыте и добывать козюли из носу, а велит вместо того чистить зубы и ножки мыть перед сном!
— Вот так строгость, — сказал Жихарь. — Разве не тому ли мы с матерью вас учим?
— Так то вы–ы! — завыли дочки. — А то она–а! Она нас целых три дня заставляла свое имя выговаривать без запинки!
— Но ведь научились же! Теперь вам никакой иноземный посол не страшен, сразу проименуете, и о вашей учености пойдет повсюду добрая слава… А еще в чем она вас наставляет?
— Мы уже по–бонжурски знаем три слова: мезальянс, адюльтер и кобеляж!
— О! — изумился счастливый отец. — Ловко! С вами теперь и при королевских дворах не опозоришься. Да вы рассказывайте, рассказывайте!