Там, где раки поют

Не гасни, луна,Следуй за мною,И тени ночныеПрочь прогони,И вместе со мной ощутиХолодок тишины.Знаешь лишь ты,

Как в одиночествеТянется миг,Будто бредешьМили и мили,И сколько небаВ одном-единственном вздохе,Когда утекает время,

Будто сквозь пальцы песок.

Луна знает как никто другой, что такое одиночество.

Вновь наблюдая за однообразным кружением в воде головастиков, танцем светлячков, Киа все глубже погружалась в безмолвие природы. Наверное, природа – самая надежная в мире опора, единственное, за что стоит держаться.

31

Книга

1968

Ржавый почтовый ящик висел на столбе, вытесанном еще ее отцом, в конце безымянной тропы. Киа получала только рекламные листовки, приходившие всем здешним жителям. По счетам она не платила, слащавых писем от тетушек и подруг не ждала. Не считая того давнего письма от Ма, почта для нее ничего не значила, и Киа могла неделями не заглядывать в ящик.

Но в то лето, когда ей было без малого двадцать два, спустя больше года после помолвки Чеза и Перл, она каждый день бегала по горячей от солнца песчаной тропе к почтовому ящику. И однажды утром нашла там увесистый пакет из манильской бумаги, а в нем – авторские экземпляры книги: Кэтрин Даниэла Кларк, “Раковины Восточного побережья”. И вздохнула: жаль, некому показать.

Сидя на берегу, она перелистывала страницы. Когда Тейт связался с издательством, Киа отправила им письмо с рисунками, и в ответ ей прислали договор. Поскольку иллюстрации и текст Киа готовила много лет, редактор, мистер Роберт Фостер, пообещал, что книгу выпустят в кратчайшие сроки, а за ней последует вторая, о птицах. Вместе с письмом он выслал ей аванс, пять тысяч долларов. Узнал бы отец – споткнулся бы и пролил виски.

И вот в руках у нее вышедшая книга. Каждый штрих, каждое слово, все тщательно подобранные краски – все здесь, на бумаге. Причем не одни только раковины, но и иллюстрации из жизни моллюсков: как они двигаются, питаются, размножаются – ведь люди любуются раковинами, не задумываясь о том, кто в них живет.

Киа трогала страницы, вспоминала каждую раковину, как ее нашла – где та лежала, что было за время года и суток. Вот он, ее семейный альбом.

В ближайшие месяцы книга разлетится по всему Восточному побережью – по книжным и сувенирным магазинам Северной и Южной Каролины, Джорджии, Виргинии, Флориды и Новой Англии. Авторские отчисления ей обещали присылать раз в полгода, сулили по несколько тысяч долларов.

* * *

Сев за кухонный стол, Киа набросала Тейту письмо с благодарностью, но когда перечитала, у нее упало сердце. Одного письма тут мало. Благодаря его доброте ее увлечение может стать профессией, делом всей жизни. Каждой находкой – перышком, раковиной, насекомым – теперь можно поделиться с людьми, и не придется больше копаться в грязи, добывая ужин. И питаться одной кукурузной кашей.

Она уже выяснила у Скока, что Тейт работает экологом в новой лаборатории близ Си-Окс, что ему выделили экспедиционное судно. Несколько раз Киа видела его издали, но встреч избегала.

Киа добавила постскриптум: “Если будешь рядом, заходи. Хочу подарить тебе книгу”, – и отправила письмо на адрес лаборатории.

Через неделю она пригласила мастера, Джерри, и тот протянул от колодца водопровод в дом, подключил нагреватель, а дальнюю спальню переоборудовал под санузел, с настоящей ванной. Установил раковину, положил кафель, установил генератор, провел электричество, поставил плиту и новый холодильник. Киа настояла, чтобы старую дровяную печь не трогали, – печь не только отапливала дом, она хранила мамино тепло, ведь Ма тысячи раз пекла в ней печенье. Вдруг Ма вернется, а печь разобрали? Джерри сколотил кухонные шкафчики из сосны, заменил входную дверь и проволочную сетку на веранде, а для коллекций сделал стеллажи от пола до потолка. Киа заказала по каталогу диван, стулья, кровати, матрасы, ковры, но оставила старый кухонный стол. А главное, теперь у нее был шкаф для памятных вещиц – небольшой музей ее распавшейся семьи.

Снаружи хижина так и осталась некрашеной – серая от времени дранка, ржавая крыша, плети испанского мха, свисающие с ближайшего дуба. Хижина все так же была частью болотного пейзажа. Спала Киа по-прежнему на веранде, только в самые холодные зимние ночи перебиралась в комнату. Зато кровать у нее теперь была настоящая.

* * *

Однажды утром Скок огорошил Киа новостью: скоро сюда нагрянут застройщики – задумали осушить “унылую топь”, а на ее месте понастроить прибрежных отелей. Весь год она наблюдала, как вереницей тянутся исполинские машины, сводят за неделю целые дубовые рощи, роют каналы. И затем перебираются на новое место, оставляя за собой мертвую, иссушенную землю. Олдо Леопольда эта братия явно не читала.

В стихотворении Аманды Гамильтон было сказано все: