Там избы ждут на курьих ножках

– Бегите быстрее! – быстро-быстро начал передавать шпион сведения, умоляя кого-то искать ее быстрее. – Слышу, собирается извести нас! Просит кого-то научить ее.

– Кто может ее учить, если одна? – прилетело издалека, – Чем она занимается?

– Не могу посмотреть, слышу только, да мыслями избушечьими ведаю…

– И опять ты, Манька, забыла, что радио достает великую даль, – напомнил Дьявол. – Подумай, где у них может быть оборонное средство?

– Ну, если слышит он нас, уши, наверное, где-то заныканные, – презрительно бросила Манька в сторону шпиона.

– То-то и оно, глаза собрала, а уши оставила, – укорил Дьявол. – Ты в подвале посмотри, а я на чердаке проверю. Они по форме напоминают ракушки с парафиновыми начинками. Ракушка собирает все звуки, а парафин пропускает только ту волну, которая нужна нечисти. Нечисть ухо у людей вырезает, что бы человек слышал про себя злое, а про нечисть доброе. А если парафин вытопить, да открыть уху мучителя, то у человека новое отрастет, лучше прежнего!

– Так я на чердаке их сложила, по всем стенам и перекладинам развешанные весели, – обрадовалась Манька. – И еще в подвале на полке… Для красоты положила, думала хобби у изб такое, память… Я послушала, голосов не было… И шумят, как морские. Да ведь они и камней насобирали! – пожаловалась она, пожимая плечами, и тут же пожалела, прикусив губу.

Дьявол посмотрел на нее как-то слишком строго и осуждающе.

– Ох, Манька, врагами разжиться ты хотела! – обличил он ее. – Нельзя ничего брать у нечисти: волосинку свою сожги да выброси вон, коли в руках врага побывала!

Слава Богу, камнями Дьявол занялся сам, помогая перемолоть их избам через мельничные жернова в подвале. Избы стонали, в трубе гудело, и половицы скрипели, как будто ветер выл и железо ржавое на несмазанных петлях болталось. Но дробили избы камни те быстро.

– А что за камни? – полюбопытствовала она.

– Магниты то, Маня. Те, которые радиоволну усиливают. Что твои караваи. Слышала небось, когда заклятие накладывают, приговаривают: «И пусть будет слово мое твердо и нерушимо, как камень Алатырь!»? Ну, Алатырь, конечно, неприятелю недостать, на нем Закон стоит, но для обмана такие вот твердые камни кладут в укромные места, чтобы они на избу давили и про заклятие забыть не позволяли. Магнетизм их железные приспособления изб тяжелыми делают, и работают приспособления из рук вон плохо: то сломаются, то промахнутся, все вкривь и вкось.

– А-а-а… – протянула Манька, подивившись смекалке нечисти.

Она собрала ушные раковины в мешки, вынесли их на улицу. Дьявол поставил на огонь котел с водою. И когда вода нагрелась, он выгреб угли, оставив только самую малость.

Пришлось ждать, пока парафин и воск расплавятся и всплывут на поверхность. Манька орудовала шумовкой, поливая сверху холодной водой и вычерпывая.

Пока ждали, стал накрапывать дождик. Дьявол принес стакан парного лосинного молока. Молоко было чуть горьковатое и жирное. Ломоть железного каравая, смоченный в молоке, не скрипел на зубах, а таял, как сахар. Конечно, сахар не был дефицитом, и в сахаре она себе не отказывала, но она вдруг вспомнила, когда попробовала его в первый раз. Лизнуть только успела.

Кусочком сахара ее угостил соседский мальчишка, засахаривая малину в трехлитровом бидоне, разбивая комочки пестиком – тот самый, сопливый – ставший впоследствии оборотнем.

«Ну, не ври! – сказала ей бабка, когда она принесла кусочек сахара домой, чтобы с ней поделиться. Прищурилась зло и подозрительно: – Умный парень, да чтобы с дурочкой якшался! Сознавайся, приживалка беспризорная, сахарок мне просили передать? Так я и знала… Позолотили, называется, ручку! Выкормыш обворовывает! Ах ты падина!» – закричала бабка и с размаху ударила поленом.

Сахар выпал из ее рук прямо в грязь…

Именно таким запомнился ей сладкий белый кусочек.

Бабка присматривала за ней как опекун. Взяла из детского приюта, когда ей было чуть меньше трех лет. То ли пожалела, то ли прикрывала надзирательницу детдома, которая приходилась ей дальней родственницей. Тогда ее сильно побили и сломали руку, и чтобы тот случай не стал достоянием общественности, ее удалили из списка сирот и сбагрили бабке, дав немного денег и наказав тихонько похоронить в укромном месте.

Она долго лежала без сознания, но выжила. И рука срослась. Манька так и не решила до конца, где ей было бы лучше: в приюте, в котором ее побили один раз, или у бабки, которая била ее каждый день.

Свое непростое сиротское житье-бытие она вспоминала нечасто, но пока вытапливался парафин из ушей, голова была свободной. Слова Дьявола запали ей в сердце. Наверное, он судил о бабке, как чужой человек, но у нее ближе никого не было. Не было у нее, наверное, матери, думала она, принес аист, не донес до места, увидел лягушку, кинулся ловить, а про нее забыл…

Может, охотники его подбили, а иначе как она оказалась на Мутных Топях? И долго поминали ей этот случай, чтобы она знала свое место. Манька до сих пор не могла поверить, что родная мать бросила ее на этом болоте.