Там, куда я ухожу

Из недр коммуналки явилась, потирая глаза, Люба. Натирая грудь жесткой мочалкой, Костин проследил траекторию движения дочери до стола. Примостившись у окна, за которым серел дождливый день – будто природа вышла из себя, утомилась от жары и теперь вдоволь наслаждалась влагой, – Люба уткнулась в телефон. Очередная игрушка. И чему они учат, эти игры? Только от реального мира отвлекают!

«Ворчишь как старик!» – подумал Костин, закрывая воду.

Потянулся за полотенцем, которое висело на крючке рядом с душевой кабинкой. Поспешил обмотать его вокруг талии – ведь стекла кабинки быстро отпотевают. Представать во всей своей нагой красе (он едва не засмеялся от такого рода сарказма) перед дочерью, пусть ей всего-то двенадцать, было уже как-то неловко.

– Ты сегодня снова допоздна? – спросила жена, когда Костин выбрался из душевой кабинки и прошлепал к столу в кисловодских тапочках.

– Нет. Валик вернулся с больняка, так что постараюсь вовремя.

– Знаешь, у меня когда сотрудники на работе говорят «постараюсь», я им готова затрещин надавать, – мягко продолжила жена, выключая огонь газовой плиты. – Надо не стараться, а делать.

– Это все так, разговоры, – махнул рукой Костин и принялся намазывать на хлеб масло. – Правда ведь, Люба?

Дочь повела бровью, на мгновение отвлеклась от телефона, но затем снова уставилась на экран.

Костин хотел было в очередной раз сделать Любе замечание, да только его собственный телефон разразился мелодией звонка. Трескучей такой «нокиевской» мелодией.

– Да, – ответил Костин. – Ага… да… я понял. Выезжаю. Прямо туда.

Убрав трубку от уха, он посмотрел на жену. Долго смотрел. Внимательно.

– Похоже, что сегодня я просто «постараюсь», – только и сказал он.

18.

Костин припарковал свой урчащий и неповоротливый «пассат» на улице Красина, недалеко от пересечения с улицей Сторожевой башни. Исторический центр города, где скверы, площади, исторические памятники и просто жилые дома в приличном состоянии преспокойно соседствуют с заброшенными и даже частично разрушенными постройками времен слишком уж далеких.

Дождя уже не было – были последствия в виде луж, и еще пробиравшейся под кожу, липкой влажности. Привычно безлюдная улица ожила за счет прибывших служебных «уазиков», кареты скорой помощи, сновавших туда-сюда сотрудников и бестолковых зевак, на которых Костин посмотрел косо и с презрением. Привычная подозрительность, граничившая с ненавистью к людям. Просто рабочие моменты. Тринадцать лет службы. Тринадцать.

Находясь в темном помещении с пустыми глазницами окон, где витала в воздухе пыль, он думал о том, что тринадцать – это не просто число. Это знак. Он должен был подготовиться к чему-то подобному.

Может, прошел под лестницей? Или… да, точно! Зонт открыл еще дома, дабы удостовериться, что спица не сломана! Дурак!

Как бы там ни было, и зонт, и возможная лестница, под которой прошел Костин, и тринадцатый год службы – ничто из этого не могло стать оправданием смерти молодой девушки, которая была привязана к деревянному стулу тяжелым канатом. Тело ее было испещрено колотыми ранами, из которых уже давно перестала сочиться кровь.

Ее светлые волосы были перепачканы грязью, которой на полу было более чем достаточно. Порез на щеке тянулся от скулы к подбородку.

– Нехорошее начало недели…

Костин услышал знакомый голос и обернулся. Рядом с ним стоял майор Бойко. Рослый мужик. Помоложе Костина, да еще и понажиместей.

– Но у нас оно всяко лучше задалось, чем у нее, – добавил Бойко, кивнув в сторону истерзанного тела.

Костин окинул взглядом сновавших туда-сюда криминалистов. Все лица знакомые. Перевел взгляд на стену, расположенную по левую руку.

– Ты, наверное, шутить учился на специальных курсах, – зло бросил он коллеге, пораздумав. – Давай лучше по делу, ладно?

– Игорек, ты вот не зарывайся. А то ведь я обидеться могу, – сказал майор и тоже посмотрел на стену. Помедлил. Почесал затылок. – Если по делу, то это чертовщина какая-то.

На стене большими буквами было написано слово:

ВОЗМЕЗДИЕ

Костин подошел ближе. Присмотрелся повнимательнее. Он рассудил, что слово было написано обыкновенным мелом. Тем же способом была записана какая-то несуразица: еид-е-евивз-еме-з.

Эта надпись располагалась чуть ниже, и выглядела она слишком уж маленькой. Не сразу и заметишь на стене с облупившейся краской.

– Кто ее нашел? – спросил Костин.

– Ребятишки прогуливали школу. Забрались сюда покурить. Ну и просрались заодно, – ухмыльнулся Бойко и достал из кармана пачку сигарет.

Глядя на девушку, привязанную к стулу, Костин воспринимал шутки коллеги с таким скрежетом, что аж кулаки сжимались. Одно дело – воображать поутру, как надоедливого соседа на дно Финского залива опускаешь, совсем другое – когда шутишь в такой безрадостной атмосфере. А ведь она чья-то дочь…

– Документов у девушки при себе не было. Об исчезновении никто пока не заявлял, – будто прочитав мысли коллеги, сказал Бойко. – Поднажать придется, короче говоря. Ты ведь на вечер ничего не планировал, Игорек?