Там, на войне

Тут я не удержался и посоветовал ему как-нибудь прикрыть свой левый фланг. Ну, хоть выносной огневой точкой, хоть с ручным пулемётом, чтобы его с этой стороны не накрыли (неровён час!). Пехота терпеть не может, когда ей советуют: «Вот и встань сюда сам со своим сраным танком, и корячься! А то как бой, что-то ваших танков не видать, а как немец драпает, так вы впереди всех, со знаменем!» Ротный хоть вслух мне всего этого и не выложил, а поморщился, отмахнулся.

— Старшой, дорогой, — настырничал я, — ведь я подошёл к тебе вплотную с этой стороны. А мои разведчики — все десять?.. И никто не заметил.

Ротный почесал за ухом, хмыкнул. Видно, согласился… Теперь вроде бы всё было в ажуре и сулило мирное расставание. Я даже малость расслабился. В наш окопчик соскочил тот второй офицер, про которого сообщили дозорные, что, дескать, всё время покрикивает.

Поздоровались (окопчик был неглубокий, его отрыли разве что наполовину, мы по пояс торчали из него) … Я диктовал ротному линию населённых пунктов, названия хуторов, где находились наши танкисты, и показал ему самые опасные, на мой взгляд, пустые от войск места, которые могли бы угрожать его полуроте и батальону. А он ещё добавил и отметил предполагаемые высотки, где вот-вот расположатся соседние подразделения их полка. Этот прибывший офицер вроде бы не прислушивался, не вникал… Оглядывался по сторонам, видно, ждал окончания нашего разговора.

Опять чуть посветлело… Что за мигающие сутки нам выдались, ума не приложу. Или это в моём сознании всё мигало?.. Я потянулся, разминая спину, задрал голову — там стремительно летели облака, перемежаясь от зловещих, свинцовой непроницаемой тяжести, до лёгких, почти прозрачных. И всё это тремя, а то и четырьмя слоями. Лунный свет с трудом прорывался сквозь все слои и чуть посвечивал округу. Сзади раздался хлёсткий уничтожительный выкрик:

— Руки вверх! Не шелохнись! Шлёпну враз. Руки-руки вверх!

Ничего себе подарочек, команду «руки вверх» я выполнял разве что на физкультуре.

— Послушай, брати… — и не договорил…

— Руки, сука!

«Скотина, зачем так грубо?» — хотел было развернуться, но не тут-то было, он ткнул дуло пистолета мне в затылок и добавил:

— В момент разнесу! — голос его дрожал на пределе.

Я медленно поднимал руки — как пронзило: «Он выстрелит». Такой сильный мандраж, если не от решительности, то от страха запросто выстрелит… Если мгновенно с ударом развернуться, я, пожалуй, его свалю, и выстрел пройдёт мимо. Но ротный мужик тёртый, как бы он с переполоху не уложил меня сразу. И вообще, накрошим… А десять моих?.. Форшмак будет…»

А тот хрипит и командует:

— Дело говорю: кончай его. Сразу! — это ротному. — Ослеп? На нём всё немецкое, офицерское! Разведка… Сразу кончай его! Карта немецкая, компас, карандаш немецкий. Кончай его и концы в воду!

Я хотел возразить, но глотку перехватило — я что-то прохрипел.

— Молчать, фашистская гнида!

— Вон шапка со звездой… — неуверенно пробормотал ротный.

— Для таких разбиздяев, как ты, — он осторожно вынимал из кобуры мой пистолет.

— Во, «вальтер»! — взревел. — Немецкий!

— Политрук, да он сказал — из танковой разведки, — слабо сопротивлялся ротный. — Свои расположения мне показал…

— «Свои расположения, свои расположения»! Это ты ему свои расположения. Сообщил врагу! Знаешь, что за это?! Крышка! Кончай его. Концы в воду!.. Слышь?! У него фонарь немецкий…

В голове стучало: их несогласие мой единственный шанс…

— Политрук, — всё-таки проговорил я, — не муди. У тебя нелады с фонарём… — сильно ругаться, оскорблять тоже было не резон. — Фонарь американский, танковый от «валентайна» — это английский танк, канадского производства, — молол я, что придёт в голову. — Откуда у фрица фонарь «дженералэлектрик»? Ну, сам посуди. Я из десятого танкового, возвращаюсь с задания. Со мной… — тут я опять запнулся, этот политрук встрепенётся, скомандует, их полурота расстреляет моих переодетых гавриков, как кур, и вот тут действительно будет «концы в воду». А он потом ещё героическую реляцию накатает про свой подвиг.

— Немедленно меня… пусть… (что хочешь!), — выпутывался я. — Срочно связаться с вашим пом-по-разведке! — я почти командовал, хотя стоял с поднятыми руками. — Пусть сразу свяжутся с РО десятого корпуса! Тебе там скажут, почему я во всём немецком.

Политрук только пуще запсиховал:

— Не слушай, не слушай гада! Кончай его, а то навернёмся! Передача сведений врагу!.. Укатают! А так — концы в воду! Молчок!

«Или я сей же миг что-то выкину, или кранты…» — Вот тебе по самый корень! — я взъярился, чуть приопустил руки, ещё не зная, что делать дальше.

— Руки-руки! — заорал политрук. — Срежу!

Я верил каждому его выкрику: этот срежет.