Там, откуда ушли реки

Вечереет. Над полянкой взлетают муравьиные львы, сверкают в лучах заходящего солнца большими прозрачными, в мелкой сеточке крыльями. Здесь собралось их очень много, несколько сот, никогда не видел я такого большого скопления. Каждый муравьиный лев занял свое местечко и пляшет над ним в воздухе вверх-вниз, немного в одну сторону, потом в другую. Конец брюшка — в длинных, свисающих книзу отростках. Сейчас подземные жители очень зорки, осторожны, прекрасно меня видят. Всюду их много, но там, где я иду, — необитаемая зона. Поймать их нелегко. Я рассматриваю муравьиного льва через лупу и вижу удивительно выразительную головку. Большие, состоящие из величайшего множества омматидиев глаза поблескивают, отражая солнце, красивые усики торчат кверху, как рожки.

Солнце, большое и красное, садится за горизонт, и муравьиные львы начинают еще больше бесноваться, и крылья их сверкают красными отблесками над полянкой. Танцевальная площадка работает вовсю.

Иногда с барханов прилетает скромный внешности самка и прячется в траву. У нее на брюшке нет отростков. Но самка, попавшая в столь многочисленное мужское общество, не привлекает внимания. Танцы продолжаются сами по себе, имеют какое-то особенное ритуальное значение, предшествующее оплодотворению. Многим насекомым для созревания половых органов требуется период усиленных полетов. Наверное и здесь так. Еще, может быть, широко расставленные в стороны отростки источают запах, привлекающий самок. В большом обществе самцов он должен быть силен. Я старательно обнюхиваю брюшки самцов, но ничего не ощущаю. Может быть, здесь особенное излучение.

Вскоре я различаю два вида муравьиных львов. Второй — крупнее, на брюшке у него не столь длинные отростки. Оба вида мирно уживаются на общей брачной площадке, хотя, впрочем, один вид преимущественно в ее восточной части, другой — в западной.

Еще больше темнеет. Пора прекращать наблюдения. Но во что превратились мои брюки! На них корка из цепких и колючих семян. Придется послужить растению: расселять его семена, сбрасывая с одежды.

Рано утром муравьиных львов не заметно. Устроились на день у самой земли, прижались к стеблям трав, усики вытянули вперед, крылья плотно прижали к телу, стали почти невидимы.

Жаль, что я не могу проследить до конца брачные дела муравьиных львов. Но пора продолжать наш путь к дому. Придется ли когда-нибудь увидеть такое большое скопление этих насекомых? Может быть, придется. Мы еще побываем в пустыне Сарыесик-Атырау.

Урочище

Черного охотника

Пустыня —

это рай и ад вместе.

Это пещера с сокровищами, которую охраняет чудовище по имени солнце; нет страшнее солнца в пустыне. И нет выше.

Н. Джумаев

ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ПУТЕШЕСТВИЯ САМЫЙ РАДОСТНЫЙ. Позади многочисленные заботы, сборы в экспедицию, шумная городская жизнь, впереди — вольная жизнь путешественников, поиски, интересные находки и маленькие открытия.

После трех засушливых лет над пустыней прошли дожди, но не везде, а полосами. Кое-где осталась обездоленная голая и сухая земля. Сейчас пустыня отцвела. Давно исчезли тюльпаны, потухло красное зарево маков, поблекли голубые озера незабудок. Растения стали выгорать, пустыня посветлела, наступило сухое знойное лето.

Из машины я замечаю рядом с дорогой большую черную и блестящую лужу. Надо остановиться, взглянуть. Когда вели в пустыне асфальтовую дорогу, ее поливали гудроном и остаток гудрона вылили рядом с дорогой. Блестящая лужа, как вода, отражает и синее небо, и белые облака, плывущие по нему. В пустыне вода — клад. И лужа многих обманывает.

Налетела стайка розовых скворцов. Доверчивые птицы увязли в гудроне. Те, кому удалось вырваться, тоже погибли. От вязкого и липкого гудрона не очистишься. Досталось и ежику, и тушканчику. Садятся на гудрон осы и прилипают к нему. Напрасно ждут своих кормилиц белые голодные личинки. Постепенно трупик осы погружается в лужу, и на этом месте снова блестящая гладкая поверхность.

Лужа смерти испортила настроение. Очень много жителей пустыни погибают в них из-за беспечности и халатности строителей.

Мелькают мимо знакомые поселения Капчагай, Баканас, Акколь. Наконец к концу дня знакомый сворот с дороги, потом несколько километров пути, и мы в роскошном, хотя и маленьком тугайчике, расположенном в понижении между барханами. В крошечном лесочке из лоха, кажется, совсем другой мир: тень, приятная прохлада и как будто влажный воздух. Здесь начало пустыни Акдала, а зеленые островки леса — остатки поймы реки Или.