У женщины в атласном платье оказались великолепные формы. Она приподняла подол, обнажив длинные, элегантные ноги, которые принялась грациозно разводить в стороны. Грудь стала вздыматься, и декольте упало еще ниже, открыв моему взору умопомрачительную впадину.
Она по-прежнему смеялась, приглашая меня потеряться в атласных складках ее белого платья. Маска скелета пристально следила за моей реакцией, в то время как она сама стала уменьшаться в размере, чтобы оказаться более доступной.
Сейчас, когда ее рост уже был вполне разумным, я решил воспользоваться моментом и ухватился за края маски. Словно бритвой, они резанули меня по пальцам, заливая ладони прозрачной и липкой кровью. Невзирая на отвращение, я не отпустил добычу. Я тянул за нее изо всех сил. Там, под маской, находится нечто настолько важное, что я должен открыть эту тайну любой ценой.
Что прячется за маской этой женщины, которая так влечет меня?
Амандина? Роза? Моя мать? Рауль? Моя смерть, та самая смерть, которую я изучаю, чтобы восполнить нехватку я сам не знаю чего?
Медленно поднялась рука. Медленно начала снимать маску…
Вот сейчас она снимет ее совсем. И я вижу…
Не могу поверить! Вот этого я уж никак не ожидал!
А ведь, оказывается, все так просто…
193. Буддистская философия
Вот, о монахи, святая Правда о том, как подавить боль:
Уничтожение стремлений путем полного разрушения желания, запрета желания, отказа и освобождения от желания, недопущения желания.
Вот, о монахи, святая Правда о дороге, ведущей к подавлению боли. Это священная дорога с восемью ответвлениями, которые называются чистая вера, чистая воля, чистый язык, чистое действие, чистые средства к существованию, чистое прилежание, чистые воспоминания, чистая медитация.
194. Лицом к лицу со смертью
Я отшатнулся и попытался стать совсем незаметным.
Моя эктоплазма застыла в изумлении. Из пальцев перестала хлестать кровь.
Под маской скелета был скелет. Другая голова смерти. Женщина в атласном платье скинула с себя одну маску, чтобы показать еще одну, потом еще и еще… Их она сбросила уже, наверное, с сотню, этих совершенно одинаковых образов смерти.
Смерть — это вот что. Смерть — это смерть, которая есть смерть, которая есть смерть, и ничего, кроме смерти.
Это существо, или вещь, вновь приняла титанические формы. Ее ноги превратились в щупальца, чьим пленником я тут же оказался. Я сражался изо всех сил. Как же хорошо я понимал теперь ужас Брессона!
— Теперь ты пожалеешь, что попал сюда! — закричал скелет, вновь заливаясь скрипучим смехом.
Он опять превратился в женщину с маской, и я увидел, как тление охватывает ее руки, как распадается покрытая мокрой плесенью плоть. Пальцы проскочили сквозь мое эктоплазменное лицо, стремясь выдавить глаза.
Внезапно передо мной появился паук, облаченный в белый атлас.
Чтобы избавиться от него, я телепатически попытался применить магические формулы.
Я закрыл глаза и мысленно повторил каждую фразу.
Смех прекратился, и женщина в белом взорвалась пузырями света.
Одно яркое пятно осталось. Это тот самый центральный свет, что показывает нам дорогу. На его фоне я вижу тени своих друзей. Я бросаюсь к ним. Каждый сражается с монстром. Со своим личным чудовищем.
Фредди подтвердил: мы прошли за Мох-1. А Роза по-прежнему далеко впереди.
После первой коматозной стены цвет поменялся. Голубизна уступила место фиолетовому коридору, затем коричневому. Черные отражения. Оттенки ада?
Мы замедлили движение, облепленные пузырями воспоминаний, словно градинами необычной бури.
Коридор извивался, закручиваясь в пружину. Я все мчался и мчался к свету смерти, пытаясь не обращать внимания на ее укусы. Что за ощущение силы и мощи! Едва только прошло двадцать минут, как я покинул тело, как уже оказался на расстоянии сотен световых лет от него.
Никакого чувства потери, еще меньше — сожаления. Словно я просто сбросил заржавленные доспехи. Я думал, что они меня защищают, а оказывается, они сдавливали мою душу, мое дыхание, мой разум.
На эти доспехи я принимал удары, убежденный, что они оставляют всего лишь неглубокие царапины. Какая ошибка! Все задевало мою чувствительную оболочку. Я снова, один за другим, переживал удары, которые нанесла мне жизнь. Странно, но эти удары оставили меньше следов, чем раны, которые я сам нанес другим. Моя душа была словно дерево, на котором перочинным ножиком вырезали слова и воспоминания.