Танатонавты

Эта тема захватила всех сидящих в ресторане. К разговору подключились и прочие посетители. Один полный месье с длинным носом приписывал свои воспоминания слону, крошечная робкая дама ссылалась на перепелку, еще один лысеющий господин припомнил свою жизнь в образе динозавра Tyrannosaurus rex и в качестве доказательства продемонстрировал свои зубы. Я и представления не имел, что могут быть такие длинные и острые клыки. После животной жизни мы перешли к жизни человеческой.

Странная деталь: благодаря карме многие заболевания получают свое логическое объяснение. Те, у кого слабое горло, в прошлой жизни были, как правило, казнены на гильотинах Французской революции. Бывшие утопленники стали астматиками. Страдающие клаустрофобией умерли в тюремных подвалах. Обладателей геморроя посадили на кол. Тех, у кого болезнь Паркинсона (дрожательный паралич), убило током. Жалующихся на печень отравили. Язвенники в предыдущей жизни сделали себе харакири. Кожные заболевания объясняются гибелью в пожаре. Жертвы мигреней пустили себе пулю в висок. Близорукие до этого были кротами.

Каждый припомнил почти во всех подробностях самые удивительные виды существования. В этом ресторане, судя по всему, сидел отряд средневековых рыцарей, восемь фараонов, парочка священников и автобус проституток.

У всех имелись воспоминания о поразительных жизнях. Вероятно, большинство из них были навеяны… голливудскими фильмами. Я охотно верил тем, кто думал, что раньше был крестьянином, но что сказать о тех, кто выдавал себя за Индиану Джонса, Барбареллу[38], Тинтина[39], Астерикса[40] или Эркюля Пуаро, то есть выдуманные персонажи? А в остальном все было здорово.

К нам присоединился Люсиндер. Он, похоже, был в приподнятом настроении. Президент с удовольствием уминал спагетти под базиликовым соусом, а потом завел разговор о политике.

После первоначального подъема рейтинг по соцопросам что-то завял. Люсиндер решил, что настал момент организовать мероприятие, которое поразит воображение капризной публики. «Вот если бы Амандина смогла рассказать о настоящем взвешивании души, а не вываливать философские и нравственные концепции людям на голову, то пользы было бы намного больше, — заверял нас президент. — Речь идет о том самом последнем диалоге, который является прелюдией к новой реинкарнации. Нужно в деталях описать систему плюсов и минусов». Вот так и родилась идея «Собеседования со смертным».

На тот свет невозможно переправить эктоплазменную камеру, чтобы запечатлеть те сцены, о которых мы сами имели лишь косвенное представление. С другой стороны, очевидно, все можно рассмотреть в деталях и запомнить фразы. Но кто из нас располагал достаточно тренированной памятью, чтобы ухватить и затем воспроизвести все телепатические диалоги между судьями-архангелами и душой, стоящей на краю очередного перевоплощения?

— Максим Вийан! — воскликнула Роза. — Репортер-эктоплазменщик, журналист из «Танатонавта-любителя». У него феноменальная память. Вот человек для такого дела.

— Отлично! — расцвел Люсиндер. — Он даже рисовать умеет! Все, теперь мои избиратели смогут видеть изображения рая, даже не вставая с дивана.

Он уже подсчитывал количество дополнительных голосов, которые могут ему принести такие репортажи!

Сам я знал, что у эктоплазм абсолютное зрение, потому что они видят сердцем, а не глазами. Разве слепец Фредди не был самым замечательным из всех танатонавтов? Но все равно, всякий раз, когда мы сталкивались с Максимом Вийаном, я задавался вопросом, как мог он разобрать дорогу на том свете без своих толстенных очков.

Низкорослый, близорукий и кругленький, с бородкой и насмешливым взглядом, Максим Вийан удивительно напоминал Тулуз-Лотрека.

Следующим утром мы пригласили его к себе на танатодром.

— Как это замечательно, что у вас такая память, — кокетничала Амандина, когда он снизошел до нашего приглашения. — Я вот если не запишу немедленно, то сразу все забываю.

Журналист растянул свои пухлые губы в деланной улыбке и объяснил:

— Как только информация поступает в мой мозг, она уже никогда его не покидает. Я набит, напичкан, завален бесполезными знаниями. Мой культурный багаж настолько громаден, что уже начинает давить на меня. Раз десять я пробовал написать книгу, но бросал это дело на второй странице, в моем мозгу возникали бесконечные литературные аллюзии, и мне начинало казаться, что я занимаюсь плагиатом. Чтобы создать что-то свое, надо прежде всего позабыть чужие книги. Этого я не могу.

Вот так я, вечно завидовавший энциклопедической памяти Вийана, обнаружил, что, с его точки зрения, это было едва ли не увечье. Это верно, что иногда кое-что лучше позабыть… Если бы только я мог запихать в какой-нибудь темный угол мысль про эту чертову вторую правду!