Танатонавты

В Древнем Египте XVIII династии порядок обращения с покойными фараонами и некоторыми вельможами был расписан крайне подробно. Бальзамирование начиналось с того, что труп укладывали на спину. Руководитель церемонии, как правило, был жрецом Осириса в облачении Гора. Его сопровождали четыре помощника, олицетворявшие четыре стороны света. Они проводили эпиляцию трупа, затем открывали доступ в брюшину через разрез над диафрагмой, с левой стороны. Жрец Осириса засовывал туда руку и начинал извлекать благородные органы, подверженные тлению: печень, селезенку, легкие, кишечник, желудок. Обмыв и очистив их, он помещал эти органы в консервирующие растительные растворы. Помощники покрывали грудную клетку гудроном, не пропуская ни одного кусочка плоти. Затем они заливали в тело масло, мирру и набивали его тканью, чтобы придать животу обычную форму. Похожая процедура касалась и черепа. С помощью жесткого стержня через ноздри умершего пробивались две лобные пазухи. Теперь бальзамировщик мог туда вставить крючковидный инструмент, которым он разрыхлял мозговое вещество в фарш и затем выдувал его из черепа через другую ноздрю. Как только мозг был удален, церемониймейстер заливал внутрь черепа гудрон. Смолу надо было обязательно равномерно распределить по внутренней поверхности, для чего голову деликатно поворачивали во всех направлениях. И наконец, тело обертывали желто-оранжевыми льняными лентами. На веки клали пару искусственных глаз из дерева, затем все накрывалось картонной погребальной маской с лицом умершего. Нарисованное лицо должно было быть молодым и симпатичным.

Из папируса № 3 коллекции Булак (Каир).

Отрывок из работы Фрэнсиса Разорбака «Эта неизвестная смерть»

229. Рассказы про животных

Популярность лекций Амандины росла как на дрожжах. В магазинчике моей матери буквально из рук рвали ее афиши (где она позировала в весьма откровенных одеяниях, но никогда нагишом). Их феноменальный успех существенно обогатил сие небольшое семейное предприятие. Но это было лишь наименее заметным следствием замечательного сценического мастерства Амандины.

Поначалу лекции привлекали одних интеллектуалов, жаждущих оригинальности, и просто любопытных, интересующихся эзотеризмом во всех его проявлениях. Затем побежавшие по городу слухи заставили прийти сюда ученых. Потом у одной телесети появилась мысль оттранслировать шоу нашей танатонавтки. Под напором вопросов у них сломалась телефонная справочная. Люди неожиданно заинтересовались своей кармой. Они хотели знать все: что было до, что будет после. Извечные вопросы: кто я? откуда? и куда?

Как-то вечером, когда после лекции мы встретились в тайском ресторане, разговор стал вращаться вокруг темы реинкарнации животных. Возможно ли, чтобы все сидящие за этим столом были раньше землеройками, лягушками или слизняками?

Принеся всем нам по аперитиву с ароматом розы и по креветочному крекеру, господин Ламберт вмешался в нашу беседу. Он признался, что часто стоит на одной ноге. В этой позе он ощущает необыкновенный комфорт. И он пришел к выводу, что когда-то был цаплей, и показал нам, как может прекрасно удерживать равновесие, стоя на одной опоре.

Амандина подозревала, что была кроликом. Она тоже показала нам небольшое представление: она совершенно замечательно умела шевелить ушами, могла отвести их назад и при этом выделить единственный работающий на скуле мускул. Она часто морщила носик совсем как кролик. Заливаясь смехом, Амандина сказала, что больше всего ей нравится морковка.

Если хорошенько подумать, то во мне, кажется, живут воспоминания лиса. Причуды психики, иллюзия? В самой глубине души я чувствовал, что знаю, как это — бегать в траве на четырех лапах. Казалось, я ощущал, как при каждом прыжке у меня изгибается и вновь расправляется позвоночник, поддерживая хрупкое равновесие тела с длинным пушистым хвостом. Я сосредоточился еще сильнее, и мне вспомнились долгие зимы, когда я, вместе с лисицей и лисятами, сворачивался калачиком в нашей норе. В мире не найти лучшего отдыха.

Весной мне страшно нравилось долго бегать по лесу, пьянея от запаха мха и чабреца, чьи пучки хлестали меня по носу, когда я летел длинным галопом. Как мог я знать, что такое бег на четырех лапах? Как мог я помнить чувство тепла в нашей норе теми снежными зимами?

Чем больше над этим размышляешь, тем больше проявляется воспоминаний о моей лисьей жизни. Оказывается, я недостаточно быстро бегал, чтобы стать удачливым охотником. Мне припомнились болезненные знакомства с ежиками. Запах леса. Когда я был лисом и вдыхал все, что нес с собой ветер, то мог составить полную карту окрестностей. Да, это мне помнилось. Как такое возможно?

Другие тоже удивлялись своим совершенно посторонним воспоминаниям.