Танец единения душ (Осуохай)

Лететь предстояло самолётом! Когда Аганя приехала в Иркутск, то специально пошла на аэродром, чтобы посмотреть, как взмывают в небо железные птицы. Самолёт больше походил не на птицу, а на самострел. Только вместо наконечника стрелы — пропеллер, словно мельничная лопость. Пропеллер начинал медленно раскручиваться, причохивая, как бурят на лошади, множился, делался в глазах спицами вертящегося колеса, обдавая потоком сбивающего с ног воздуха. Ожившее тело самолёта вздрагивало, словно прорывало невидимые путы, летело стрелой и успокоено воспаряло над землёй.

Аэроплан, аэроплан,Посади меня в карман.

Кричали ребятишки и бежали вдоль улицы, когда самолёт пролетал над городом. Она мысленно повторяла за ними эти слова, поднимая голову к небесам. Полетать хотелось — ой, как хотелось! Небо манило с того самого мгновения, когда аэроплан с гулом проплыл над деревней: дети и взрослые, оставив дела, смотрели вверх в полном безмолвии.

А в кармане пусто,Выросла капуста.

Забавлялась дальше городская ребятня. Ей казалось это нехорошей дразнилкой, обижающей самолет. Аганя поджимала крепче губы, охраняя благоговейную чистоту перед летающим дивом, зовущим за собой туда, где высь и даль.

С рюкзаком за плечами она шла на аэродром, и видела себя со стороны глазами той девчонки, которая впервые повстречала на барже нездешних, геологов. Ей казалось, что сейчас иные девчонки глядят на нее также. Было неловко от этого чувства гордости собой, своей особенности, и было счастливо. Она шагала по ровному полю аэродрома, поднималась по стёртым до белизны ступенькам металлической лестницы — по трапу! — заходила внутрь самолёта, как тот человек, который жил в чреве рыбы-кит, устраивалась на брезентовом сидении, глядела в круглое окно иллюминатора, и всё не верилось, что это происходит с ней, и она, простая сельская девушка, полетит на самолёте, и вместе с теми удивительными людьми станет искать полезные ископаемые. Ценные минералы, как учили на курсах.

— Поговаривают, под Киренском самолет разбился. Ветром дунуло, и он прямо об землю. Перевернуло, — вытирал со лба пот носовым платком, как промокашкой, полноватый мужчина.

Ему не ответили. Аганя же напугалась, что из-за его слов самолёт может не полететь.

Двигатель заработал. У одного из провожающих сдуло шапку, он погнался за ней, смешно взмахивая руками и цепляя воздух, словно ловил для похлебки мечущуюся по двору курицу.

Самолёт гудел всё сильнее, будто набирался злости. Как здорово! — громче мотора билось её сердце, — что живет она в советское время, в стране, строящей социализм. «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!» — полнили необъятностью строки песни. Сказка — уже делалась былью!

Аэроплан, как бы радостно привизгнув, сорвался с места и понес Аганю в своём «кармане» вперед. От резкого движения настежь распахнулась дверь в кабину пилотов. Открылось небо, несущееся встречь.

В восторге Аганя схватила за руку попутчицу, случившуюся рядом, и оторопела: такая же девчонка, ровня ей, сидела и вязала — крючочек, петелька, крючочек, петелька…

Киренск находился на острове. И с высоты казался удивительным громадным кораблём, закованным белыми льдами Лены.

На Витиме засели надолго: разгулялась метель.

В билетной будке при аэродроме ожидающего народу было: не продохнуть! Попутчица, которую Аганя мысленно окрестила Крючочек-петелька, также летела от геологоразведки. Лётчики устроили их «с комфортом»: определили в маслогрейку для самолётов. А сами заспешили по пурге в посёлок на танцы. Звали с собой, сразу предупредив, что обратно придётся возвращаться одним. Ничего себе! На улице белым-бело, в трёх шагах можно заплутать.

Девчонки настелили досок на железные бочки с заправочным маслом, сверху положили спальные мешки. Красота! За стенами завывало, а у них было тепло, светло, мягко. Крючочек-петелька, как села, вытянув по постели ноги, с клубком ниток, надвинув на нос очки, будто старушка, так только спицы замелькали. И не поймёшь: то ли у неё взгляд такой, сведённый к переносице, то ли такая до работы жадная.

День задувало, другой. Лётчики совсем запропали.