– Облака-а-а! Белогривые лоша-а-адки. Облака-а-а!..

Настя (очень точно, в унисон):

– Бака-а!

Это слышит мама, случайно заглянувшая в спальню. Мечтательное «Бака-а!» заставляет её, давясь от смеха, срочно искать видеокамеру. Поэтому она не слышит, как плеер продолжает:

– Облака-а-а – что вы мчитесь без огля-а-адки?

И хоть камера всегда где-то тут под рукой, но сейчас для семейной истории навеки утерян бессмертный унисон Настиного караоке, сопроводивший эту строчку. Очень жаль. Но спасибо маме Насти. От имени потомков, когда Настя вырастет и наверняка тоже станет родителем: мама успела-таки вернуться!

Спрятавшись за дверью, она тайно сняла унисон ещё более бессмертный:

Плеер:

– …Не смотрите вы, пожалуйста, свысока-а-а!

Настя (плееру, твёрдо):

– Н-не буду!

Я приложил бы тут читателю видео – или хотя бы звуковой файл. Но, как вечером выяснил папа Насти, противная камера всё же глюкнула, как будто её кто-то уронил, увы.

Впрочем, папа Насти убеждён, что это глюкнула мама…

Танец маленьких дедушек

Дедушка должен быть высок, строг, опрятен и недоступен. Громкий зычный голос отдаёт внятные конкретные команды. Усы и борода усиливают эффект недоступности и возносят авторитет дедушки на недосягаемую высоту, так, примерно, до Деда Мороза.

Наш дедушка не обладает ни одним из вышеперечисленных признаков недоступности. Поэтому пятилетняя Настя зовёт его просто – Юра.

– А сейчас все смотрят танец маленьких дедушек! – объявляет Настя и принимает осанку Юры, как она её видит. То есть становится похожей на лысую обезьяну. Для полной картины на ней майка и туфли деда, а ещё почему-то высовывается и язык. Всем смешно. Дедушка нейтрально говорит, что ему тоже.

«– А сейчас все смотрят танец маленьких дедушек! – объявляет Настя и принимает осанку Юры, как она её видит».

Родители хотят воспитать из Насти типичную интеллигентную москвичку. Бедное дитё до сих пор не умеет даже крепко выругаться, например: «Кар-р-рамба!» Или хотя бы просто: «Чёрт побери!» По каждому поводу произносит «извините», «спасибо», «пожалуйста», «будьте добры»…

Дедушка считает, что в душе своей он и так добр, без дополнительных просьб.

После посещения улицы Настя непременно моет руки.

– Настенька, ты же их только сейчас мыла!

– Юра, там же микробы!

– Что за микробы?

– Ну, такие, маленькие. Заразные.

Настя пока не знает, что у слова «зараза» несколько вариантов применения.

«Замордуют эти московские родители ребёнка, – горюет дедушка, – Ох, замордуют. А ведь ему уже пять лет! У человека совсем нету детства…»

В своём детстве дедушка не помнит, мыл ли он руки вообще. А среди пацанов слыл затейником и непоседой, ну и ещё был признанным знатоком дворового фольклора.

Вспоминая своё босоногое детство (детству положено быть босоногим), дед незаметно для окружающих расчувствовался и запел одну из любимых когда-то песен с трагическим содержанием и замогильным мотивом:

…В нашем городе, на окраинеЛягушонка в помойке нашли.Чисто вымыли, чисто выбрили.А потом на помойку снесли…

Но, как сразу же оказалось, дед выбрал для воспоминаний неудачное время и неудачное место. Семейство сидит как раз за столом и ест ягоды. При слове «помойка» бабушка, у которой был свой вариант босоногого детства дочки работника райкома, поперхнулась вишнёвой косточкой. Откашлявшись, она набрасывается на дворового романтика:

– Ты б лучше спел, старый, что-нибудь пионерское. «На медведя я, друзья, выйду без испуга, если с другом буду я, а медведь без друга…» Иль не знаешь такую?

– Ты учишь ребёнка нападать вдвоём на одного! – сердится дед. – Таких мы в детстве…

– Ну! И что таких вы в детстве? – ехидно и с вызовом спрашивает бабушка.

Она готовится к долгим прениям по теме и заранее подбирает слова.

– Мы… – запинается дед. Он вдруг понимает, что не может вспомнить ни одного случая из своего детства, чтоб двое на одного. Тогда это было просто немыслимо. Уж неизвестно, почему. Под страхом, наверно, смерти, что ли…

– Мы подвергали таких обструкции! – ляпает дед первое, попавшееся на ум.

– Извините, пожалуйста, а как это, «об струкцию»? – спрашивает Настя. – Обо что?

– Это не тебе обструкция, это вон ему, – успокаивает внучку бабушка. А сама думает: «Что-то дед подозрительно быстро затих. Не затеял ли какую каверзу?»

Она хорошо изучила деда. Он затеял.

Дедушка понял, что именно на нём теперь висит ответственность сделать из Насти человека. У него уже зрел план, как начать делать из живого, хоть и московского, ребёнка правильного человека, приспособленного к любым жизненным невзгодам.

Не прошло и часа, как план вступил в дело.

Настю с дедом посылают в продуктовый магазин. Дед понимает, что ему дан шанс. По дороге он объявляет Насте, что им надо разучить легендарную песню.

– Легендарную – это какую? – спрашивает Настя.

– Это когда ты поёшь, а вокруг тебя все плачут.