Вся она прошлая, капризная и непонятная, ломалась об его страсть и загоралась чувственной сладостью, обжигающей каждую клетку его тела, рождала в нём страшную в своей силе уверенность, что она — его. И никто не смеет прикасаться к ней, кроме него самого, и никто не в силах прикасаться к её миниатюрному телу, беззастенчиво и бесстыдно стремящемуся к растворению в нём.
***
Настойчивые руки мягко подтянули её и прижали бедра так, что они оба охнули.
Удерживая её на себе, он качал её будто на волнах, ускоряя движения. Селин вдруг почувствовала, что впервые готова по-настоящему довериться мужчине и отдать ему всю себя. Ее захлестнуло наслаждение и она провалилась в неизвестные глубины ласковой бездны.
Васко прижал её к себе, глубоко дыша, и она прикрыла глаза, ощущая бешеное биение сердце капитана.
Обнажённые и покрытые испариной, они так и лежали в объятиях друг друга и молча смотрели на ночные огни за окном.
— Почему нельзя выбрать момент времени, который можно проживать снова и снова? — вдруг подумала вслух Селин. — Можешь такое изобрести?
— Машину времени? — он хмыкнул, — Да куда мне такое… Но уж точно кое-что незабываемое прожить заново у нас ещё будет возможность. До утра ещё далеко.
Васко поднялся, подхватил Селин на руки и отнёс на кровать.
Прямо напротив на стене её распахнутыми голубыми глазами на де Сарде смотрела… она сама.
— Это она? Уна?
— Это — ты!
***
Утро серело.
Васко привстал и провел пальцами по разметавшимся по подушке прядям Селин. Мягкие, как у ребенка. Хотелось сохранить это ощущение в самом укромном уголке своего сознания вместе с ощущениями от её теплой, мраморно-белой, лоснящейся от гладкости кожи.
Женственное очарование, обольстительность, чувственность и страстность Селин превзошли все его тайные мечты и сны. Он словно вырезал у себя на костях её прелестный образ, обнажённую невинность, вынутую из кожуры выученной светскости. Грозное оружие поруганной искренности, которое спящая перед ним девушка умудрилась не растратить и подарить ему. Ему одному! Словно фарфоровая куколка, беззащитная и такая ранимая, она лежала, укрытая одеялом. Как же ему хотелось защитить её от всего мира, и может быть даже от её собственного отчаяния, которое она маскировала в вышколенную холодность!
Васко смутно догадывался, чего ей стоило прибежать к нему вчера, хотя и само время словно поломалось, превратилось в бесконечную удавку памяти, которую он ни под какими пытками не сбросит со своей шеи. Она словно была создана для опеки сильного и свободного мужчины, который способен был бросить к её ногам целый мир. Которым был он сам.
Васко смотрел мраморно-голубоватую кожу, отторгавшую загар, на нежные линии уха, похожего на завитки морской раковины, на плотно сжатые пухлые губы, которые ещё недавно выпивали его без остатка, на трепетные ноздри, которые узнали и, как ему казалось, полюбили его запах, на расслабленные тонкие брови, которые он видел только сдвинутыми, на шелковистые скулы, от которых было так мучительно отрывать губы… глубокая зелень метки на щеке только оттеняла её молочно-белую кожу, мгновенно покрывавшуюся румянцем, стоило только чувствам Селин пойти вразрез с её рассудком… Не доверяя собственным глазам, Васко провёл по её лицу ладонью, запоминая милые черты наощупь.
Тем больнее было осознавать наступление неумолимого час расставания. И выбора не было.
— Селин, просыпайся, — прошептал он ей прямо в ухо и поцеловал. Нежный лавандовый запах опалил яркими воспоминаниями о минувшей ночи.
— Знаешь, я теперь тоже буду мечтать о машине времени.
Она что-то хмыкнула во сне.
— Моя милая девочка, ко мне сейчас придут. Тебя не должны здесь видеть.
— Клод, да оставьте меня… — В её голосе зазвучала обида. — Не сегодня…
В мозгах закипело. Клод? Кто ещё это такой?!
Васко встал, натянул брюки, запрыгнул в сапоги и, шелестя осколками под ногами, начал взад-вперёд ходить по комнате.
Какой же он идиот… Очевидно же, что обладая такой яркой внешностью, талантами, положением и связями, вполне закономерно, что леди де Сарде уже была связана отношениями с кем-то из своего окружения. А он, идиот, и не сообразил… Она принадлежит другому. Раньше подобное обстоятельство не вызвал бы у него ни ревности, ни досады. Но не теперь…
Васко было смутно знакомо это имя. Он никак не мог вспомнить, откуда. Вдруг он замер на месте. Вспомнились горластые глашатаи, провозглашающие многочисленные указы, объявляющие о малейших значимых и нет событиях жизни правящей четы Гакана. У него внутри всё оборвалось.
Князь Клод д’Орсей. Ну конечно! Дядя Селин и отец Константина!
Васко уселся на край кровати и мрачно уставился на Селин.
Её длинные ресницы дрожали, под веками беспокойно двигались зрачки. Обнаженное плечо, выглядывающее из-под одеяла, чуть подергивалось.
Тыльная сторона ладони провела по её щеке.
— Что же они с тобой сделали!