Танец с драконами

Капитан крикнул принести эль, и они вместе выпили за успех предприятия.

— Приятный человек, — произнес Геррис позже, когда они с Квентином спустились к опорам причала, где их дожидался нанятый хатхай. Воздух был горячим и тяжелым, а солнце беспощадно слепило, заставляя их обоих жмуриться.

— Приятный сладкий город, — согласился Квентин.

Такой сладкий, что испортит тебе зубы. Повсюду в изобилии росла сахарная свекла, её подавали почти с любым блюдом. Волантийцы готовили из неё холодный суп, густой и вязкий, как мед. Их вина тоже были сладкими.

— Однако же, боюсь, что наше счастливое путешествие будет коротким. Этот приятный человек и не думает везти нас в Миэрин. Слишком быстро он принял твои условия. Он, конечно, возьмет втрое против обычной платы, а как только примет нас на борт и земля скроется из виду, перережет нам глотки и заберет остальное золото.

— Или прикует нас к веслам рядом с теми беднягами, чью вонь мы вдыхали. Нам нужно найти контрабандиста рангом повыше.

Возница ждал их, стоя у своего хатхая. В Вестеросе такое, скорее всего, назвали бы воловьей повозкой, хотя он был украшен намного богаче любой повозки, виденной Квентином когда-либо в Дорне, а волы отсутствовали. Хатхай тянула карликовая слониха со шкурой цвета грязного снега. Их было полно на улицах Старого Волантиса.

Квентин предпочел бы прогуляться, но они находились слишком далеко от своей гостиницы. Кроме того, хозяин в Доме Купца предупредил его, что прогулки пешком унизят их в глазах чужеземных капитанов и местных волантийцев. Знатные господа передвигаются в паланкинах или на хатхаях

… и так уж случилось, что у кузена хозяина гостиницы как раз есть несколько этих чудесных приспособлений, и он готов с радостью услужить им в этом деле.

Их возница был одним из рабов того самого кузена. Невысокий мужчина с татуировкой в виде колеса на одной щеке, почти голый, за исключением набедренной повязки и пары сандалий. Его кожа была цвета тикового дерева, а глаза — как два осколка кремня. Он помог им подняться на мягкие скамьи, расположенные между двумя огромными деревянными колесами повозки, а сам забрался на спину слонихи.

— К Дому Купца, — сказал ему Квентин, — но езжай вдоль пристани.

После набережной с ее прохладным ветерком, улицы и переулки Волантиса показались настолько душными, что можно было утонуть в собственном поту. По крайней мере, так было по эту сторону реки.

Погонщик что-то прокричал слонихе на своем языке. Животное двинулось вперед, раскачивая хоботом из стороны в сторону. Повозка следовала за ним, возница время от времени покрикивал на моряков и рабов, расчищая путь. Отличить одних от других труда не составляло. У всех рабов были татуировки: маска из синих перьев, молнии, идущие от скул до бровей, монеты на щеках, пятна леопарда, черепа, кувшины. Мейстер Кедри говорил, что в Волантисе на каждого свободного человека приходится пять рабов. Сам он не прожил достаточно долго, чтобы проверить свое утверждение. Он погиб тем утром, когда пираты взяли на абордаж "Жаворонока".

В тот день Квентин потерял еще двух своих друзей. Вильяма Уэллса с его веснушками и кривыми зубами, бесстрашного сражавшегося копьем, и Клетуса Айронвуда — симпатичного, несмотря на косящий глаз, вечного бабника и весельчака. Клетус был ближайшим другом Квентина еще с детства, братом во всем, кроме крови. "Поцелуй свою невесту за меня", — прошептал ему Клетус перед самой смертью.

Пираты возникли на борту в предрассветной темноте, пока "Жаворонок" стоял на якоре у берегов Спорных Земель. Ценой двенадцати жизней команде удалось отразить их нападение. После моряки сняли с мертвых корсаров сапоги, пояса и оружие, опустошили их кошельки, вырвали драгоценные камни из ушей и сняли кольца с рук. Один мертвец был настолько толстым, что корабельному повару пришлось отрезать тесаком ему пальцы ради колец. Понадобилось три матроса, чтобы сбросить тушу в воду. Остальные пираты последовали прямиком за ним без каких-либо молитв и ритуалов.

Со своими погибшими они обошлись совсем иначе. Моряки зашили их тела в ткань и привязали к ним балластные камни, чтобы они быстрее пошли ко дну. Капитан вместе с командой помолился за души убитых товарищей. Затем он повернулся к своим дорнийским пассажирам — тем трем, что остались от шести поднявшихся на борт его корабля в Деревянном Городке. Даже здоровяк вышел на палубу — бледный и едва держащийся на ногах из-за морской болезни, он поднялся из трюма, чтобы отдать дань уважения. "Один из вас должен сказать несколько слов о своих мертвецах прежде, чем мы отдадим их морю", — сказал капитан. Геррис был вынужден врать через слово, так как не мог рискнуть раскрыть правду о том, кто они или какова их цель.