Вместе, нравишься, очень правильно — набор ни о чем не говорящих, плоских фраз. Глупо, непонятно, обидно. Почему она открыла ему свою душу, а он продолжает молчать, почему считает, что может скрывать то, о чем ей больше всего хотелось бы знать? И почему он встал и ушел от нее уже больше часа назад? Как же хочется поспать хотя бы несколько часов, не просыпаясь, чтобы сходить в туалет, не ощущая постоянной одышки и вечной боли в спине. Она не имеет права жаловаться, она ждет самого чудесного события в своей жизни. Еще какой-то месяц и Лиза возьмет на руки своего малыша, прижмет его к груди, а рядом будет Алексей. Что ей еще нужно? Совсем мало, чтобы Корнилов, наконец, сказал, что думает о ней, что чувствует к ней. Лиза медленно перевернулась на бок и осторожно встала, накинула халат. Сейчас казалось странным, что она думала, будто смогла бы быть в своем нынешнем положении хоть с кем-то другим, кроме Алексея, с Бруно, например. Те изменения, которые происходили в ней, в ее теле, в ее голове могли быть пережиты только с отцом ее сына. Лиза вышла в коридор, прошла мимо комнаты, которую отвели под детскую, там стояла чудесная кроватка, которую она приобрела в Милане, пеленальный столик, игрушки на полках, уютный диванчик в углу. Стеф все же прислала ее вещи, что ж, так даже лучше — она неизбежно бы все рассказала Бруно, а Лизе отчего-то не хотелось больше становиться героиней ничьих историй.
Лиза спустилась в гостиную, Корнилов сидел на диване, неяркий свет торшера освещал его склоненную фигуру.
— Ты что тут? — Лиза ласково тронула его за плечо, несколько дней назад с руки Алексея сняли повязки, и теперь она видела новую бледную кожу. Кожа прижилась, оставалось только чтобы они сами прижились друг к другу.
— Вот сижу, — глухо ответил Алексей.
— Я вижу, — ответила Лиза, устраиваясь рядом, накидывая плед на себя и на него. — Думаешь о чем-то?
— Думаю, что должен рассказать тебе о Саюри.
Лиза вздрогнула — Саюри, тогда еще безымянная, казалась ее давним кошмаром.
— Говори.
— Вначале я думал, что ты странным образом похожа на нее. Именно ты, а не Кейко. Кейко была суррогатом, который я искал в наказание самому себе. Ты была свежей и нежной, как она. Это потом я узнал, что она была совсем не свежей и уж точно не нежной, — Алексей замолчал.
Странно, не такого начала ожидала Лиза. Она думала, Корнилов будет почти с благоговением говорить о девушке, которую он потерял, но в его словах звучало презрение.
— Я был увлечен японской культурой с детства, как, впрочем, и многим другим. Правда, другие увлечения прошли, а это — нет. Я закончил МГИМО, конечно, со специализацией на японском языке. Потом увлекся архитектурой. Отец дал мне возможность развивать тот бизнес, который я хотел. Я вкладывал деньги, туда и сюда. Земля на Золотой миле, компании, акции, мы много строили и покупали, а потом я решил, что можно попробовать делать то же самое и в Японии. Там меня, конечно, никто не ждал, но понемногу все начало получаться. Стройки, участие в работах по переустройству порта в Кобе. Япония, в которой я жил, была выше всяких похвал. Есть страны, очарование которых рассеивается, как только ты перестаешь быть в них туристом. Япония затягивала меня все глубже, философия, история, традиции, сакура и момидзигари, — Лиза видела, что Алексею приятно вспоминать все это, его глаза светились, и она могла только надеяться, что не из-за женщины, которую он потерял. — Я вел дела с Сюнкити Ямагути, он был финансовым воротилой и главой одного из кланов якудза. Это европейцев может испугать такое знакомство, но только не нас. Сюнкити был прямолинеен и честен, и мне было абсолютно все равно, где и как он рэкитирствовал в прошлом. На одной из вечеринок я познакомился с его дочерью Саюри, совсем юной, она была квинтэссенцией Японии для меня: нежная, хрупкая, чуть загадочная, абсолютно отстраненная от реального мира. Это были идеальные качества в женщине для меня. Мы стали встречаться, конечно, с разрешения, ее отца. Все украдкой, ничего лишнего, я мог только мечтать о ней. Ни о чем, кроме брака, не шло и речи. Я не верил своему счастью, когда Сюнкити согласился на него. У нас была традиционная японская свадьба, а после я хотел устроить настоящий праздник у родителей в Марбелье, но прежде мы решили провести свой медовый месяц. Саюри, она жила среди таких наивных понятий, как невинность и первая брачная ночь. Ее первая брачная ночь стала последней, — Корнилов опустил голову и замолчал. Лиза не могла осознать его слова. Саюри оставила его? С ней что-то случилось? Это казалось странным и невероятным. Она боялась произнести хоть слово, задать хотя бы один неловкий вопрос.
— Она умерла в первую нашу с ней ночь, стукнулась головой о столбик кровати. Ты когда-нибудь слышала о таком? О чем-нибудь более нелепом?
Лиза отрицательно покачала головой, в это и правда было трудно поверить, но Алексей страдал, а, значит, это было правдой.
— Я помню ее лицо, ее тело, мое стремление навстречу к ней, ее покорное принятие меня.