Танец сакур

Небо над Киото было затянуто тучами, потоки солнечного света пытались пробиться сквозь темноту, но у них не было шансов. Шансов не было ни у кого, и свету здесь было не место. Сюнкити Ямагути медленно отошел от окна. Ничего не будет как прежде, он поверил в это разумом, но не сердцем. Разум не знал пощады, и это было единственно верным, а вот сердце иногда давало слабину.

— Говори, Кэтсуо, как живет Корнилов, — обратился Сюнкити к мрачного вида молодому человеку, застывшему в неестественной позе.

— Он занят строительством для Олимпиады. Его компания строит дорогу длиной 20 километров, 5 лыжных трасс, 3 гостиницы, — методично перечислял Кэтсуо.

— Оставь, про дела потом, — прервал его Сюнкити. — Расскажи про его личную жизнь.

— Да, — кивнул молодой человек, — Он встречается с девушкой, бывает с ней на приемах, а в прошлые выходные познакомил ее с родителями.

Он встречается с девушкой, вот так вот легко зачеркнув его дочь, нежное сокровище, просто коснуться которого для Корнилова было невиданным счастьем, — в душе Сюнкити поднималась черная ненависть.

— Что за девушка? — отрывисто бросил он.

— Вот, — Кэтсуо подвинул Сюнкити I-pad с фотографией Лизы. Она была снята смеющейся на гольф-турнире в загородном клубе. На следующем фото Корнилов обнимал Лизу на выходе из ресторана, на другом она стояла рядом с матерью Алексея на приеме в Марбелье, на четвертом входила в «Весну».

— Дешевка! — Ямагути отшвырнул I-pad, — Которую он, однако, повез к своим родителям. Узнай, достаточно ли Корнилов ей дорожит, — тихо приказал Сюнкити.

За две минуты до начала аукциона Лиза подлетела к Пушкинскому музею, конечно, же не нашла места для парковки, бросила машину на тротуаре и побежала ко входу. В таком виде, в бежевых кружевах и в меховом болеро с голыми руками, нужно выходить из машины с водителем, но Катя, обещавшая забрать ее из «Весны», задержалась на какой-то встрече, и Лиза оказалась предоставлена сама себе. Но ничего, так даже веселее.

Звучала музыка Шопена? витали ароматы дорогих духов, шуршание натурального шелка на редкость гармонично сочеталось с легким звоном бокалов с Moet et Chandon. На аукцион выставлялись игрушки, сделанные российскими дизайнерами: миниатюрные санки, обитые парчой и соболем от Юдашкина, матрешки от Александра Терехова, кролик со стразами Swarovski от Чапурина. Лиза усмехнулась — все эти вещи были бесконечно далеки от тех детей сирот, на нужды которых планировалось направить деньги. Все происходящее казалось неправдоподобным и неискренним, Лиза бы с большим удовольствием провела вечер дома или в спорт-клубе, чем среди гламурной публики, со знанием дела рассуждающей о несовершенствах окружающего мира, но она была такой же неискренней, как и все остальные, и никогда не забывала, что беспечные девушки и женщины, собравшиеся здесь, — залог успеха «Весны», а, значит, и лично ее успеха.

— Лиза, дорогая, привет! — веселый голос Кати отвлек ее от лишних размышлений. — Извини, что не заехали за тобой, очень задержалась на встрече. Ты же знаешь, нет никого разговорчивее юристов.

— Не беспокойся, я приехала сама. Все в порядке. Великолепное платье! — Лиза была рада видеть подругу в наряде, который Катя еще неделю назад категорически отказывалась даже примерять — длинное с небольшим шлейфом платье из темно-изумрудного крученого кружева было жемчужиной коллекции Azzedin Alaia.

— Спасибо, — улыбнулась Катя, — Видела бы ты, как я мучилась, пытаясь надеть его в офисе.

— Надо было позвать Дорофеева, — рассмеялась Лиза.

— Тогда бы ты меня тут не увидела, — усмехнулась Катя. — Да, кстати, о мужчинах. Ты мне обещала все-все рассказать про Алексея. Я жду.

— Ну, Катя, — Лиза покраснела под взглядом подруги.

— Что Катя? — рассмеялась та. — Я рада за тебя, очень. Сергей говорит, что давно не видел Алексея таким довольным жизнью, а я могу сказать то же самое о тебе. Вы чудесная пара.

— Ох, Катя, — вздохнула Лиза. — Я не уверена, пара ли мы.

— Но ты ведь хочешь этого?

— Хочу.

Девушки неторопливо осматривали выставленные игрушки, некоторые из них были нежными и трогательными, другие по-взрослому пафосными. Кате понравилась фарфоровая Рапунцель и ярко-розовая лошадка-качалка, Лиза вздрогнула от взгляда на маленькую гейшу из папье-маше, словно срисованную с нее самой в образе Кейко. Проклятая Кейко, даже мимолетный намек на нее заставлял Лизу забыть все надежды на близость с Алексеем.