Танец сакур

По ее телу пробежала резкая дрожь, будто кто-то электрическим ударом оживил почти безнадежного больного. Бледные щеки порозовели, Саюри распахнула глаза — и в них больше не было страха, только желание — ненасытное, желание не девушки, а женщины, знающей, чего она хочет и как это получить. Еще недавно ледяные ладони источали тепло, медленно исследуя его тело с каким-то странным ощущением страсти и отстраненности. Алексея не пришлось долго ждать — он был готов затопить жену морем нежности, любви и ласки, но вот только ей уже не хотелось ласки — Саюри требовала не любви, а яростного секса, она сбросила робость, как змея сбрасывает свою шкуру, чтобы яростно жалить в новом обличье. Что ж, Корнилов готов был дать ей этот секс. Хотя девушка любила называть его «своим будущим стареньким мужем», он-то себя таким не считал, тем более, что сейчас был уже не будущим мужем, а самым что ни на есть настоящим. И Алексей включился в бешеную гонку, в которой его милая маленькая жена творила такое, о чем могли знать только портовые шлюхи. Но, может, она не хотела этого, а просто решила подарить ему радость после первой неудачной попытки? Может, она действовала по наитию, которое, наверняка, может посетить любую женщину, даже самую невинную? А, может, это он заставил Саюри так себя вести? Черные волосы разметались по подушке — распутная вакханка с влажными губами и жадным взглядом. Он дарил ей наслаждение, как умел, как чувствовал. На нежном теле алели следы поцелуев, метки, оставленные мужскими руками. Он опускался все ниже и ниже, затуманенным взглядом видя впалый живот, точеную линию бедер, крошечную татуировку на пупке. Саюри яростно мотала головой, выгибая стройное тело, ускользая от него, словно желая скрыть последнее, что муж еще не пробовал на вкус. Он был настойчив, желая знать ее всю — обонять, осязать, подчинять каждый клочок женского естества. Саюри вырывалась, Алексей не отпускал — следовало покончить с глупой робостью, подарить ей наслаждение, сначала осторожно, а потом заполнив ее собой всю, до самого края. Ему нравилось это ее стремление, заведомо обреченное на провал, сохранить свою скромность, хотя бы малую его часть. Корнилов всегда и все доводил до конца. Саюри резко дернулась и затихла, моя до самого конца — подумал Алексей. Он был радостно опустошен — совсем не так, как совсем недавно. Он не был больше «стареньким будущим мужем», он был готов, наконец, заставить ее прежде неподатливое, а теперь будто пластилиновое тело принять его целиком, без оглядки с широко распахнутыми глазами.

Саюри опять была подозрительно притихшей, снова игра в наивную скромницу — что ж в этом тоже что-то есть. Она не отвечала на ласки и поцелуи, снова пряча свои прекрасные глаза, вялые руки, равнодушие во всем.

А потом вдруг навалилось ощущение трагичной безысходности — красная отметина на виске, пряди волос, зацепившиеся за проклятые кованые столбики кровати. Своей настойчивостью, нежеланием остановиться он убил ее. Вот так просто!

Алексей не мог поверить в происходящее — жуткая фантасмагория, дьявольская шутка! Пусть только откроет глаза и он скажет ей все, что думает про этот глупый детский розыгрыш. Он простит ей абсолютно все и никогда больше не дотронется до нее, только пусть откроет свои прекрасные глаза. Сердце, почему оно не бьется? Почему все так же притягивает взгляд молочно-белая кожа? Разве такое может быть? Это он «старенький муж» должен был сгореть от страсти во время их бешеного секса.

Он убил ее! Сначала морально, потом физически, а, может быть, наоборот? Хотя кого сейчас волнует причинно-следственная связь. Ее больше нет, и не будет никогда. Резкий порыв ветра распахнул окно, пролетел по комнате, пошевелил прядь чернильно-черных волос. Голый и дрожащий, Алексей сидел на полу, боясь даже прикоснуться к той, которой не стало.

Мыслей не было, сначала не было даже боли — огромная давящая пустота, блаженный вакуум, который может разорвать тебя на части.

Глава 18

Удивительно, но бывает — что-то предвещает несчастье: интуиция, какие-то странные знаки, а вот счастье удается предчувствовать редко, даже огромное ослепительное счастье, как то, что сейчас испытывала Лиза. Она хотела смеяться, танцевать на одной ножке, выйти на улице и прокричать мрачной и суетной Москве о самом большом счастье в своей жизни. Казалось, даже снег стал каким-то особым, хрустящим с бриллиантовым блеском, и смог обрел тонкий ароматы надежды.

Беременность, 8 недель — и это вместо безнадежного диагноза, который Лиза приготовилась стойко пережить, изыскивая средства обмануть природу. Она-то шла на прием к гинекологу за рекомендациями по поводу лечения и перспективами будущего ЭКО, а в итоге услышала то, о чем даже боялась мечтать.