Танго на цыпочках

— Диана, послушайте… — Палевич собирался задать жестокий вопрос, но что поделать, слишком серьезное дело, чтобы заботится о нежных дамских чувствах. — Кроме вас у Юзефа не было… пассий?

— Простите? — Она покраснела.

— Доводилось ли вам слышать что либо о госпоже Магдалене Олиневской?

— Кто вам сказал? — Диана зашипела от злости. — Это ложь! Досужие сплетни, Юзеф любил только меня, меня одну. Не верьте им. Никому не верьте.

Доминика

Марек предсказывал бурю, и предсказание сбылось. К четырем часам дня жара достигла пика, воздух, насытившись влажностью, был неприятен, горячая роса потом оседала на коже. А небо чистое-чистое, ни облачка, ни тучки…

Гроза налетела на остров, словно разбойничья татарская орда на беззащитные русские села. О Золотой орде я только читала, но, глядя на тяжелые серые тучи, точно из свинца отлитые, видела не атмосферное явление, а закованную в железо конницу, что во весь опор несется вперед, томимая желанием смять, уничтожить, разодрать вражеские рубежи в клочья. В завывании ветра слышится лязг оружия, лошадиное ржание, и топот призрачных копыт. Я почти вижу, как они взбивают в пыль мутную озерную воду, сминают камыш, гнут деревья, которым случилось вырасти на путь бури. Удар грома заставил небеса вздрогнуть.

— Ника, очнись! — Тимур силой отодрал меня от окна. — Не стой столбом, нужно окна позакрывать, двери, и подпереть бы чем не мешало, а то повыносит, как… — сравнение Салаватова было ярким, емким и нецензурным, но, главное, вывело меня из ступора.

— Окна ставнями закроем. — распорядился Марек. — Ты, сестричка, изнутри, а мы снаружи. Вдвоем быстро управимся.

Следующие четверть часа я металась по дому, закрывая окна, двери, форточки, в общем, все, что можно было закрыть. Марек вместе с Салаватовым укрепляли снаружи деревянные щиты, которые по замыслу архитектора должны были защитить стекла. Судя по звукам, доносящимся извне, ребятам приходилось нелегко. Вернулись они мокрые, продрогшие до костей, но довольные.

— Успели. — Заявил Марек, отряхиваясь. Тимур, пофыркивая, словно тюлень после купания, руками стирал с волос воду.

— Часто здесь такое?

— Да не то, чтобы часто, но бывает. — Марек, совершенно не стесняясь меня, стянул майку. Впрочем, мужчина с такой фигурой, вряд ли знает, что такое стеснение. Его хоть сейчас можно в музей отправлять, приток посетительниц гарантирован.

— Это от сезона зависит. Иногда, если повезет, то вообще без бурь обходится, а бывает и…

Дом содрогнулся от фундамента до крыши, такое ощущение, будто в стену ударил гигантский кулак.

— Свечи бы найти. — Озабоченно произнес Марек. — Генератор генератором, но свечи не помешают. Точно знаю: где-то на кухне имеется запас.

В подтверждение его слов о необходимости альтернативного освещения, лампочка под потолком испуганно мигнула.

— Свечи и полотенце. — Салаватов, решив последовать примеру моего родственника, тоже стянул майку. Правда, от Марека с его рельефной мускулатурой и дорогим южным загаром, Тимура отличала худоба и некая неуклюжесть, нескладность, точно Салаватова сложили как мозаику, из разных кусочков, и теперь пытались выдать за единое целое. Мышцы-лианы, ребра-ветки, и шрам на груди. Странный шрам. Страшный шрам. Почему я раньше не замечала его?

— Ника, хватит пялится. — Недовольно пробурчал Тимур. — Лучше полотенце принеси.

— А еще лучше два, пока мы тут лужею по полу не растеклися. — Марек свою просьбу подкрепил улыбкой, от которой сердце предательски ёкнуло. Вот подхалим! Ну, уж нет, улыбкой меня не возьмешь, я не девочка на побегушках.

— Лучше всего, мальчики, если вы пойдете и переоденетесь. Одним полотенцем тут не обойтись. И даже двумя.

— А тремя?

— И тремя.

Странно, но они подчинились, разбрелись, оставляя после себя мокрые следы на полу, по комнатам. Мне же достались две мокрые майки — вот нахалы! — одна стильная, с драконом сзади и китайскими — японскими? — иероглифами спереди. От нее пахло дорогой туалетной водой. Вторая — обычная, со знакомым пятном от вишневого сока — сегодня Салаватов сок опрокинул — и запахом табака. Тимур постоянно курит.

Тимур, Тимур, Тимур…

Майки я развесила на спинке дивана — пусть сохнут — и пошла на кухню. Сто против одного: мои «мальчики» не откажутся от горячего чая. Заодно и свечи нашлись — в том же шкафчике, где лежала заварка, сахар, спички и молоток — надо полагать самые необходимые для выживания предметы.

Буря набирала обороты, стены дрожали под ударами ветра, стаканы на полке позвякивали, выражая таким образом возмущение и страх, и только чайник, равнодушный к творящемуся вокруг безобразию, важно пыхтел, выплевывая клубы горячего белого пара.