Танго на цыпочках

— Это граната. — Пояснила Соня, будто кто-то здесь еще недопонимал, что в ее руках отнюдь не теннисный мячик. — Без чеки. Стоит отпустить и будет взрыв.

— Сама погибнешь. — По лицу Ивана Юрьевича невозможно было понять, испуган он или нет. И голос равнодушный. Салаватов тоже спокоен, чуть побледнел, но и только, а я… Господи, сердце сейчас через ребра выпрыгнет. А я же предполагала, что эта тварь без боя не сдастся!

— Как ни банально звучит, но смерти я не боюсь. В моем положении выгоднее умереть, нежели десяток лет проторчать на зоне, а потом выйти нищей больной старухой. Не хочу так, лучше уж… — Соня отпустила большой и указательный пальцы. Если она разожмет еще один, то…

— Бабах и все. — Сказала она. Пальцы, слава богу, вернулись на место. Не знаю, как они, но я ей поверила.

— Ну и чего ты хочешь?

— Ничего особенного. Хочу выйти отсюда.

— Не получится. — Кукушка не делал попыток остановить Соню, он спокойно сидел на своем стульчике, разглядывая ботинки, а руки на коленях, на виду, значит.

— Посмотрим. На всякий случай предупреждаю: граната не учебная. А в углу баллон с кислородом, поэтому взрыв палатой не ограничится. Так что, прежде, чем глупости делать, подумайте о бедных людях, которые погибнут.

— Террористка.

Соня лишь пожала плечами.

— Ты. Да, ты, мент, прости, забыла, как зовут. Доставай наручники.

— Какие наручники? — Кукушка не шелохнулся.

— Обычные. Ты же не с цветами сюда шел. Не надо упрямиться.

— Не буду. — Иван Юрьевич положил требуемое на пол.

— Одень. — Потребовала Соня. — Нет. Стой. Сначала ключ на пол.

Кукушка выполнил и это требование. У меня спина вспотела со страху. Соня казалась такой неестественно хрупкой, неспособной долго удерживать опасную игрушку. А граната выглядит тяжелой.

— Теперь слушай и делай правильно, иначе будет бум. Один браслет одеваешь себе. Пропускаешь через… Через батарею.

— Не пролезет.

— А ты постарайся, вон, в углу, труба тонкая. А второй одеваешь своему приятелю. Надеюсь, ребята, вы будете вести себя хорошо. Не зря же я два часа распиналась, должны были понять, что слова с делом у меня не расходятся… Давай, господин Салаватов, поднимайся, пока…

Договорить она не успела. А я не успела понять, что происходит. Тимур сидела на корточках у двери. Когда Соня приказала встать — встал. И как-то сразу вдруг оказался рядом с ней. Как-то сразу вдруг получилось, что ее рука, та, с гранатой, угодила в капкан его ладони. Соня сдавленно пискнула, совсем как мышка.

Ненавижу мышей.

А вторая лапа Салаватова ухватила ее за горло.

— Ну и? — Совершенно спокойно произнес он.

Тимур

Когда Соня достала из кармана гранату, то…

… сердце застучало быстрее… еще быстрее… шум в ушах… кровь ломиться наружу, расцветая в глазах алыми пятнами… пятна заслоняют мир… вокруг слишком много красного… красного, зеленого и белого. Белое лицо, белые волосы и тусклые глаза выплывают из красного мира, а где-то рядом белые пальцы на зеленом теле.

Остановить. Остановить, во что бы то ни стало.

Затылок ломит. Это ярость, как тогда, на зоне. Тогда в руках противника был нож… тогда получилось. И теперь получится.

Сердце съеживается в комок, пропуская удар, а тело само прыгает к бело-зеленому пятну. В руках бьется добыча. Теплая. Пахнет духами и железом.

Черная магия. Где-то в подземелье сознания ютится память, которая утверждает, будто «Черная магия» — плохой запах. Пусть.

Сердце снова стучит. И кровь шумит в ушах. Пальцы онемели. Правильно, в руке — рука, а в той руке граната. Романтика блин.

— Мы — психи. — Печально замечает Сущность.

— Ты — псих. — Вторит ей усталый мужик с тоскливым взглядом брошенного пса.

— Знаю. — Онемевшие губы с трудом пропускают слова.

— Тимур… Тимур, осторожнее. — В зеленых глазах страх. Страх за него? Странно. Раньше с ним такого не случалось, раньше боялся он, а, чтобы вот так… неугомонное сердце подпрыгивает от радости. А в голень врезается острый каблук.

Соня брыкается. Пускай брыкается. Главное, чтобы не вырвалась.

Доминика

Когда Салаватов сделал это, я испугалась, испугалась до смерти. Господи, ну почему он такой идиот?! Пусть бы она ушла! Пусть бы убралась к чертовой матери! Какое право он имел рисковать собой?! Псих, натуральный псих.

В этой истории чересчур много психов.

А хватка у Тима мертвая. И решительности хватает: когда Соня попыталась ударить в пах, он сдавил горло, так, что у нее дыхание перехватило. А потом, когда она почти потеряла сознание, выволок из палаты. И, думаю, вообще из больницы.

А Иван Юрьевич потом сказал, что Салаватов держал Соню до приезда спасателей.

Граната оказалась боевой.

Господи, как подумаю, что он в любой момент мог умереть из-за своего непробиваемого упрямства, становится плохо.

Соня сидит в следственном изоляторе, а я все еще лежу в больнице.

Зачем она рассказала все, как есть? Время тянула? Хотела усыпить бдительность? Просто, чтобы похвастаться? Не знаю, Соня, как и обещала, молчит. Отказывается сотрудничать. Пускай. Не хочу ничего знать про Соню.

Кукушка иногда заходит. Детали уточнить или просто, чтобы поговорить. Он заходит, а Салаватов нет. Тим про меня забыл.