Танго на цыпочках

Удивительное дело, о том, что у князя Камушевского имелась невеста, Аполлон Бенедиктович слышал впервые.

— Элиза очень переживает, как и все мы. Пойдем, Николя.

Николай покорно поплелся за сестрой, прихватив, правда, с собою бутылку портвейну. Судя по всему, он намерен и дальше предаваться скорби вкупе с пьянством. Слабый человек.

Федор, поджидавший начальство в коляске, несказанно обрадовался, увидев Аполлона Бенедиктовича, и сия искренняя радость смущала гораздо больше лести.

— Трогаться? — Спросил Федор, озираясь по сторонам, видать, повсюду оборотни страшные чудились. Щелкнул хлыст и лошадка, очнувшись от дремы, лениво затрусила вперед, ее оборотни не пугали. Копыта звонко цокали по мощеной дороге, и коляска, подпрыгивая на ухабах, пренеприятнейше скрипела.

— А почему поместье на полуострове?

Федор пожал плечами.

— Так чтобы оборотень не подобрался близко. Раньше-то воды не было, а уж когда Вайда померла, и волки шалить стали, Богуслав приказал вырыть ров, чтоб, значит, отгородится, оборотень-то воды боится, для него любая лужа — море превеликое. А, когда копали, ключи подземные наружу выпустили и затопили вся низину почти: и хаты, и поля, и скотину, и людей, говорят, тож потонуло много. А поместье-то ничего, стоит, только конюшни, псарня да сад, который раньше был, под воду ушел. Вот с тех самых пор и живут не по-людски, почитай на воде самой, как только не страшно им.

Аполлон Бенедиктович мог бы хоть сей момент пари заключить, что сероглазой пани Наталии отнюдь не страшно жить "на воде". И оборотня она не боится. Странно, что такая красавица сидит в глуши и не рвется выезжать. Или брат не дозволял?

— Олег Александрович, они дюже своенравные были, сестру хоть и любили, но берегли, ничего не дозволяя. — Федор, поняв, что санкций со стороны начальства не будет, принялся делиться сплетнями. — Сами и в Менск ездили, и в Варшаву, и в Петербург, а ей — никуда. А, когда пан Охимчик посвататься изволил, то Олег Александрыч его побили сильно, да повелели забыть дорогу к дому. И братцу младшему выговор сделали, за то, что честь семейную не бережет. Ну, конечно, пан Охимчик Камушевским не родня, те — род древний, знатный, а Юзеф дохтур какой-то, ни роду, ни денег, куда ему к паненке свататься-то. Н-но, родимая. — Федор взмахнул хлыстом, и лошадка прибавила ходу.