Танго на цыпочках

— Ты будешь скучать, если меня вдруг не станет? — Она не смотрит на него, Лара увлечена работой, со стороны кажется, будто нервная кисть едва-едва касается полотна, но синее пятно растет, расползается, вытесняя другие цвета. Синий означает творческую депрессию. Тимур уже научился читать Лару по цветам. Красный — возбуждение, не сексуальное — творческое, Лара на подъеме, она готова часами торчать в мастерской, питаясь лишь запахом красок и растворителя. Зеленый — поиск, она идет по следу идеи, но никак не настигнет ее. Изредка зеленый становился красным, но гораздо чаще он вырождался в синий, а синий — в злорадный черный, символизирующий полный упадок творческих сил. После черного следовал укол.

Но тогда Тимур еще не догадывался об уколах, он терпеливо пережидал периоды депрессии, и стремился расшевелить Лару. А ей не нужно было шевеление. Ей ничего не нужно было.

— Будешь? — На носу синее пятнышко, словно малютка-бабочка присела отдохнуть, Лара пока не замечает, но в конце дня непременно сотрет пятнышко-бабочку, и снова из художницы превратится в королевну.

— Буду. — Тимур не представлял себе жизни без нее. Капризная, взбалмошная, слегка истеричная, ревнивая, любимая. Зачем она спрашивает, если сама все знает.

— А давай умрем вместе? В один день, как в сказке?

В самом центре холста появляется черная клякса.

— Давай, — соглашается Салаватов, надеясь отвлечь Ларино внимание.

— Я серьезно. — Она задумчиво проводит кистью, и из центра кляксы вырастает тонкий черный луч. Стало похоже на перевернутый цветок с длинной ножкой и лохматым черным венчиком.

— Прямо сейчас! Вдвоем. Как Ромео и Джульетта. Вместе навсегда. — Каждое слово добавляло по лучу, и цветок превратился в паутину с жирным пауком в центре.

— Лара, успокойся.

— Не хочу. Не хочу успокаиваться. Хочу умереть. И воскреснуть в раю. Вместе с тобой. Смотри, что у меня есть.

Кисти и палитру — кажется, эта штука, на которой краски смешивают, называется именно так, — Лара просто отшвырнула. Следом на пол полетели тюбики с красками и серая косынка, которой Лара во время работы волосы подвязывала, чтобы не мешали.

— Есть. Еще есть. — Сунув руку за тумбочку, она вытащила крошечный пакетик.

— Вот! — Лара потрясла находкой перед носом Тимура. — Я говорю серьезно, давай вместе. Здесь пять доз. Нам хватит.

— Для чего?

— Чтобы умереть. Опостылело все, Тим, не могу больше. — Она села на пол. — Сделай укольчик, ладушки?

И ведь сделал же! Не смертельный, как она хотела вначале, обыкновенный. О, Лара вполне могла бы обойтись и без его помощи, в вену на ноге не так сложно попасть, но ей хотелось, чтобы именно он уколол, чтобы поучаствовал, чтобы помог. Она так и сказала:

— Помоги, или я умру, прямо здесь умру, а ты будешь виноват.

Ей удалось обмануть его — Тимур сделал тот укол, единственный поступок, за который ему до сих пор стыдно — а она все-таки умерла. Не сразу, а спустя полгода, но виноватым все равно его сделали. Это не честно!

А что делать?

Мой дневничок.

Алик, как всегда, прав. Колеса — это что-то! Настоящая феерия эмоций. Хочется и плакать, и смеяться, а, главное, в голове такие образы рождаются — закачаешься! Кстати, от таблеток, в отличие от курева, не пахнет, значит, и Салаватов заткнется со своими подозрениями. Послать бы его подальше, но нельзя, он обещался выставку организовать, да и деньжатами помогает. Нике вон репетиторов нанял, можно подумать, они ей помогут. У моей родственницы в голове ни одни знания больше чем на пять минут не задерживаются. Дурой была, дурой и помрет. Но, коли Тимке деньги девать некуда, пускай в Нику вкладывает.

Отдыхать лучше всего в мастерской. Мои привыкли, что во время работы меня нельзя беспокоить, значит не запалят.

Глупости. Я же не собираюсь опускаться до наркоты. Аликовы таблетки — легкий стимулятор, чтобы слегка подстегнуть воображение, не более того. И использовать я аккуратно буду. Изредка, чтобы депрессию разогнать.

Тимур