Танго на цыпочках

Зато уборка поможет привести мысли в порядок. Надеюсь, что поможет. Может, удастся вспомнить, как я попала к Тимуру. И почему он назвал меня наркоманкой? Я даже обычных сигарет не курю, что уж тут говорить про… Ладно, у Салаватова в тюрьме крыша на бок съехала, вот и мерещится всякое, нечего на него время тратить.

Или есть чего? Все странности начались именно тогда, когда он вышел. Непонятно.

Лара позвонила без десяти двенадцать. Я точно помню, потому что собиралась спать лечь, а тут звонок. Явление более чем странное, кому я нужна? С работы уволилась, подруг нету, друзей тем более, тогда кто звонит. Тимур?

Оказалось, что Лара. Нет, правда, она и в самом деле позвонила мне!

— Привет… — голос, несмотря на треск и шипение, раздававшиеся в трубке, я сразу узнала. Но на всякий случай переспросила.

— Лара?

— Ну, кончено, глупенькая, это я.

— Невозможно.

— Почему? — Лара рассмеялась, как же хорошо я знаю этот смех. Как же хорошо я знаю этот голос. Как же хорошо я знаю Лару — это она, но как мне поверить?

— А, помнишь, мы с тобой Шекспира читали? "Как много в мире, друг Горацио, чего не снилось нашим мудрецам". Впрочем, кажется, там не совсем так, но это же не важно?

— Не важно.

— Все равно не веришь. — Огорчилась Лара.

Конечно, нет. Лара умерла, уже шесть лет, как умерла, ее похоронили. Я регулярно бываю на кладбище, слежу за могилой, цветы привожу, и в церкви за упокой Лариной души свечи ставлю…

— За свечи спасибо, мне легче становится. Ника, девочка моя, если бы ты знала, как мне плохо, если бы ты знала, как мне больно… Я соскучилась, я так по тебе соскучилась! Увидеть бы, обнять, но нельзя.

— Почему? — Этот голос гипнотизировал меня, повесить бы трубку, да не могу, слушаю, словно бандерлог Каа.

— Правила такие. Помнишь, как ты в пятом классе курить пыталась? Я тебя поймала и по губам надавала, а ты еще плакала и просила тетке не рассказывать.

— И ты не рассказала.

— Не рассказала.

Пауза. Я вспоминаю давний случай и заодно пытаюсь сообразить, кому же о нем рассказывала. Выходило, никому. Случай-то ничем непримечательный, пустяк, и ко всему неприятный. А Лара помнит, вернее, напоминает. Значит, все-таки она.

А кто ж еще. Записки, суп в холодильнике, сок и картина — это, значит, нормально, а звонок удивляет. Тут уж либо верить, либо нет.

— Ники, ты же веришь, что это я?

— Верю.

— Спасибо. — Ларин голос терялся среди треска и шума. — Ника, милая моя, мне очень-очень нужна твоя помощь. Ты должна вернуться к Салаватову!

— Что?

— Послушай, у меня мало времени, очень мало. Тимур не виноват. Он не убивал меня, а ты сделала так, что он понес незаслуженное наказание, это плохо, Ника. Ты украла чужую жизнь, и за это потом, после смерти, будешь наказана, понимаешь?

Нет, не понимаю и понимать не хочу. Как это Салаватов не виноват, если он виноват?

— Ты ведь не видела, как он вернулся, правда? Только не обманывай, я же знаю.

— Не видела, но Лара это же он больше не кому!

— Не надо, Ника, ничего не говори, просто поверь, Тим не возвращался, вместо него пришел… другой человек.

— Кто?

— Извини, но сказать не могу. Это против правил. Ника, милая моя сестренка, ради себя… ради меня… не надо никого искать, не надо никому мстить, это неправильно, так нельзя. Не повторяй моих ошибок.

— А что мне делать? — Я совершенно растерялась. Это как если живешь-живешь, а потом вдруг оказывается, что живешь неправильно. Ну совсем неправильно, жить надо было иначе и думать иначе, и все тоже делать иначе, а ты все не можешь отойти от старых мыслей… В общем, тут любой растеряется.

— Иди к нему. Поговори, он простит, Салаватов хороший. Скажи, что я просила приглядеть за тобой. Скажи, что он мне должен.

— Должен?

— Должен. Если станет артачиться, напомни про укол. Скажи, что из-за того укола, который в мастерской, все и началось…

— Какой укол?

— Он знает. — Лара увильнула от ответа. — Ты с ним должна провести шесть месяцев. По месяцу за год.

— И что тогда?

— Тогда тебя простят. Поверь, это очень мягкие условия. Сюда лучше не попадать… грязным.

— А разве я…

— А разве нет? Николь, милая, дорогая моя, сестренка моя, пожалуйста, ради меня, ради памяти обо мне, сделай то, о чем прошу.

— Пойти к Салаватову? — Да меня от одной мысли о нем в дрожь бросает.

— Не просто пойти. Ты должна жить с ним в одном доме, под одной крышей, есть один хлеб, спать в одной постели… если понадобится. Все, что угодно, лишь бы он тебя простил.

— А потом что?

— Потом мы с тобою встретимся. Скоро, я обещаю…

Год 1905. Продолжение