Танго смертельной любви

Спустя несколько мгновений оба погрузились в глубокий сон. И никто из них не услышал, как часы на старой церкви пробили полдень.

Моника

Моника дочитала до конца распоряжения Иванны, написанные четким, округлым почерком человека, писавшего по давно заготовленному черновику. Иванна передавала ей все свое имущество в обмен на место для двоих на городском кладбище и два самых дорогих и роскошных гроба. Уготованный для нее должен быть немного больше, чтобы вместить чемодан крокодиловой кожи, который Моника найдет у нее в шкафу. Когда земля на могилах осядет, на них надлежит поставить памятник — двое влюбленных на ложе — и написать их настоящие имена. Среди старых документов была вырезка из газеты. По мере прочтения глаза Моники расширялись от удивления. Дочитав, она бросилась вон из мастерской, дверь закрывать не стала — Карл уже пару раз заглянул к ней на работу, и она хотела показать, что теперь эта часть ее жизни тоже открыта для него.

— Карл! Карл! — поднявшись по лестнице, она бросилась в глубь дома и поднялась на второй этаж. Муж был в кабинете. На полу возилась Алиса, погруженная в уничтожение очередной газеты — обрывки валялись по всей комнате.

— Карл, прочти! — отвлекла Моника мужа. Тот сидел, погруженный в изучение Уголовного кодекса, вспотел, редкие волосы растрепались, очки на макушке, но выражение лица расслабленное и умиротворенное. И это тогда, когда они на волосок от гибели!

— Что там?

— Ты знаешь, кто такие Иванна и этот ее, как его…

— Иван.

— Да, Иван. Вот, прочти. — Она сунула ему под нос пожелтевший кусок газеты.

Тот погрузился в чтение, и даже Алиса притихла, с удивлением разглядывая родителей, сидящих так близко друг к другу — мама устроилась на ручке папиного кресла и положила руку ему на плечи. Она, Алиса, никогда еще такого не видела. Происходило что-то очень хорошее. Она тихонько подошла к папе и прислонилась к его плечу с другой стороны. Мать протянула руку и ласково погладила ее по голове.

— М-да, — крякнул Карл, закончив чтение. — Я не знал. Его же к нам перевели как рецидивиста.

— Что ты об этом думаешь?

— А что я могу думать? И такое бывает.

— Знаешь, она оставила нам свою булочную и квартиру.

Карл с удивлением посмотрел на Монику:

— Почему?

— В обмен на место на кладбище, достойные похороны и памятник. Для двоих.

— Для двоих? Но Иванна крепка, она еще много лет проскрипит.

— Не думаю, — покачала головой Моника. — Она знает что-то, милый, чего не знаем мы.

Некоторое время они посидели молча. Алиса еще крепче прижалась к отцу, а Моника не переставая гладила ее по голове.

— Что мы напишем на памятнике? — спросила Моника. Именно этот вопрос больше всего беспокоил ее с момента получения странных документов.

Карл снял очки и положил их на стол, затем чмокнул дочь в лоб и легко провел рукой по спине. Устало потерев глаза, ответил.

— А я знаю… Напишем «Иван и Иванна», что им еще надо?

Матиас и Изабелла

До розового дома они шли, взявшись за руки. Опьяненному шальным ароматом земляники Матиасу с трудом удавалось думать. Для того чтобы восхитительное чувство длилось как можно дольше, следовало устранить две проблемы. Единственное, за что он был благодарен военной службе, так это за способность размышлять без лишних сантиментов. Просто и по существу.

Антонио. Изабелле нужно уйти от Антонио. Это легко. Он сам скажет ему об этом. Для тонкой и чувствительной Изабеллы это слишком большое испытание, она не должна ему подвергаться. Пускай лучше рисует. Просто рисует, и все.

Агнета. Это тоже он брал на себя. Да, он поступил как последний мерзавец, дав девушке надежду и бросив ее у алтаря. Конечно, прелестная Агнета была более достойной партией для молодого барона, но он давно уже не ощущал своей принадлежности к семье и даже не собирался знакомить их со своей избранницей. Они с Изабеллой просто уедут куда-нибудь, где она сможет рисовать, а он будет спать рядом с ней. Большего ему и не надо.

Однако был еще третий момент, который немного тревожил, — это его неспособность. Агнета бы восприняла это спокойно, с достоинством настоящей леди, к тому же она, никогда не знавшая мужчин, понятия не имела, какую важную роль это может играть. А вот Изабелла, работавшая много лет, возможно, не сумеет с этим смириться. И зачем он ей такой? Он остановился.

— Послушай. Я хотел тебе сказать…

— Да?

— Я… я не совсем мужчина.

Изабелла была сбита с толку:

— А кто?

— Ну, в смысле я мужчина, но я не могу, как твои клиенты…

Она мягко положила ладонь на его губы:

— Я знаю.

— Откуда?

— Это не имеет никакого значения. Идем.

Они продолжили путь в тишине, взявшись за руки. Идя сквозь изморось, они любовались начисто умытыми улицами, размытыми звуками и красотой своего города, которая сквозила в каждом камне мостовой, в трещинках старых домов, в изгибах старых ставень. Только возле розового дома Матиас снова решился нарушить красноречивое молчание:

— Иди к себе, собирай вещи, а я поговорю с Антонио.

— Зачем?

— Он должен тебя отпустить.