— Стоп, а откуда ты взял веревку? Я не вижу ничего рядом с собой.
— С собой всегда ношу. Зрение проверь. А вообще ты не можешь ее видеть, у тебя руки привязаны, на минуточку.
— Точно, я же привязана.
— Итак, я медленно тяну твою майку вверх. Обнажаю грудь.
— А ничо, что у меня спортивный лифчик? Ты его еще не снял.
— Слышишь? — пытаюсь придать голосу серьезность.
— Что? — прошептала Вася.
— Я только что оттянул его и со всей силы отпустил.
— О, да, чувствую. Боооольно.
— А теперь я его разрезал, и ты почти голая.
— Я не вижу ножниц.
— Я соврал, всего лишь его порвал. Я стягиваю с тебя шорты вместе с трусами. Развожу твои ноги в стороны и замираю…
— Ну что ты там меня щекочешь? Давай уже приступай к делу.
— Подожди. Я убираю у тебя паутину между ног, за шесть-то лет.
— Ну и как, успешно?
— Да, уже освободил вход. Ты разве не чувствуешь мои пальцы?
— О да… вот так хорошоооо. Апчхи!
— Будь здорова. Я в тебя сейчас войду.
— Ой, стой. А что это у тебя на лбу, Петя?
— Лоб, — пытаюсь не засмеяться, но это становится все труднее.
— Нет. Ой… это лук от моей картошки. Видимо от чиха вылетел из зубов.
— У тебя такие большие щели между зубов. Надо срочно сводить тебя к стоматологу.
— Обязательно. Петя, я уже вся горю. Ты собираешься меня удовлетворять?
— Горишь?
— Да. Я уже вся взмокла.
— Ну раз так, то дааааа… Ты почему не охаешь и не стонешь?
— А что уже надо? Ты вошел?
— Въехал.
— Ну тогда охо-хо. Охо-хо.
— Это ты что сейчас кончила?
— Ох-ох — ох. Типа, да, — уже не сдерживая смеха, выдает Василиса. — А ты что не понял?
— Я думал это Санта-Клаус поздравляет меня с Рождеством.
— Рановато, Петр Васильевич. Вы меня не развяжете?
— Думаю, стоит оставить тебя такой. За побег.
— А я думаю, не стоит.
— А может, хватит дурью страдать, а, Вась? — вполне серьезно произношу я. — Ты зачем сбежала, как малолетка?
— Хотелось побыть наедине со своим позором.
— Тю, тоже мне позор. Ну не обосралась же ты при мне, чего переживать-то?
— Действительно. Ну тогда пусть будет так: я хотела просто побыть одна. Петь…
— Заткнись, вот чую какую-то херню ляпнешь сейчас. Не надо. Мы взрослые люди. Может, хватит дурью маяться, и пора решить для себя, чего ты хочешь? Разбуди в себе добермана, а не трясущуюся чиахуя хуя. Все, ты знаешь где меня искать.
Кидаю трубку на диван. Сам не понял, какого хрена так разозлился. Хотя, знаю. Инициативы от нее хочу, блин. А еще, чтобы сохла по мне, точно так же, как и я по ней. Дожил.
А ведь я бы мог сейчас спокойно перевести все снова в шуточное русло. А еще лучше просто прийти к Василисе и затрахать так, что и слова потом не вякнет. А, впрочем, почему нет? И коню ясно, что она ко мне неравнодушна.
Еще несколько секунд прожигал взглядом дверь, а потом, не раздумывая, надел кроссовки и вышел на улицу.
Глава 22
Открываю дверь и выхожу на улицу босиком. Глубоко вдохнула прохладный воздух. На душе полный раздрай. Я напоминаю себе наркоманку, пришедшую однажды ко мне на прием. Та не знала куда себя деть, и сейчас я точно так же чувствую себя. То к сараю зачем-то подхожу и перекладываю дрова, то провожу ладонью по волосам. Сама не знаю, чего хочу. Точнее знаю. Не что, а кого. Да, хочу. Себе в этом признаваться не страшно. Была бы я чуть посмелее, как Света, например, сейчас бы стояла не в своем огороде, а у дверей Соболева.
Никакие три дня наедине с собой ничегошеньки не решили. Кажется, стало даже хуже. Кого я вообще обманываю?
Шумно вдохнула и замерла, увидев Петю по ту сторону забора. Сердце забарабанило как сумасшедшее. Вроде бы и расстояние приличное, но я и отсюда вижу, что он улыбается. Впрочем, как и я. И тут в меня словно молнией ударило от осознания, что я не просто увлечена мужчиной и хочу физической разрядки, я влюбилась в этого обольстительного гада. Тормознутая. Усмехнулась в голос от столь запоздалого осознания.
Смотрю за тем, как Петя ловко перепрыгивает через забор с какой-то мальчишеской улыбкой на губах, и сердце заходится в очередном приступе тахикардии. Закусываю губу, дабы не выдать свою радость с головой. Останавливается в шаге от меня.
— Соскучилась, Васенька?
— Ну разве что, самую малость.
— От нуля до десяти, — склоняет голову на бок, при этом не перестает улыбаться.
— Девять.
— Девять…, — словно смакуя, произносит Соболев по слогам. А затем хватает меня за запястье и тянет на себя. — Так, может, уже влюбилась? — перемещает ладони на мои ягодицы.
— Может, — пожимаю плечами.
— Давай на ручки, — игриво произносит Петя, сжав пою попу.
Запрыгиваю на него, попадая в крепкие объятья. Думала что-нибудь да обязательно переломаю ему, но нет, к счастью, Соболев не произнес ни звука, как будто я пушинка. Словно кошка потерлась о его колючую щетину, а потом уткнулась в шею, вдыхая запах вкусного, уже знакомого парфюма. Закрыла глаза от удовольствия, крепко обняв его за плечи.
Петя заходит в дом, не опуская меня на пол. Скидывает кроссовки на ходу и проходит в коридор под громкий Тошин лай.
— Извини, дружок, до восемнадцати такое смотреть нельзя, — усмехаюсь Пете в шею, еще крепче обнимая.