Танкер «Дербент»

Она присела на краешек стула и, чтобы удержаться, обняла его рукой за плечи. Ее лицо было так близко, что он видел влажный блеск ее зубов из-за полуоткрытых губ. Медленно он наклонил к ней голову, и ее волосы защекотали его щеку. Она не заметила этого, пристально глядя в черную тарелку репродуктора. Он не слушал музыку, он думал, что еще никогда они так не сидели, обнявшись, что близость их незаметно растет и будет еще расти, пока… пока они не станут мужем и женою. «Это бывает, – думал он радостно, – да, именно так и бывает». Он опомнился, когда снова загремели аплодисменты.

– Хватит, – сказала Муся, – тебя там проклинают где-нибудь в море. Выговор заработаешь!

Поворачивая рукоятку, он покосился на Мусю. Закинув руки к затылку, она потянулась всем телом, глаза ее были ласковы и дружелюбны. Вот она как будто знает уже, что нравится ему, и не отстраняется. Напротив! Ему уже казалось возможным заговорить с ней о своем чувстве.

Медленно натянул он наушники, настроился на морскую позывную волну. Молчание. Муся уже сидела за столом, и руки ее быстро разбирали ворох бумаг, сортировали, подкалывали. В аппаратном зале было тихо, только газовая печь гудела за перегородкой. Он посмотрел на часы, – было один час пятьдесят минут ночи. Неожиданно подумал: если до двух часов заговорит морская позывная волна, надо объясниться с Мусей сегодня же. Стало вдруг тревожно и весело. Вспомнилось, как в детстве с товарищами решали крупные споры, бросая вверх палку. Делали это серьезно, в полном молчании. Палка вертелась в воздухе и падала стойком или плашмя. Тык или ляп?

…Пятьдесят четыре минуты. До двух часов осталось шесть минут, – вероятность небольшая. Лучше думать о другом. О чем бы это? Мусин муж плавает на танкере «Дербент». Этот «Дербент» недавно наделал много шума, – ему принадлежала идея стахановского рейса, и он первый ее осуществил. Но он соревнуется с другим танкером – «Агамали», тоже крепкий коллектив, и еще совсем неизвестно, кто возьмет первенство. Утром с «Дербента» была радиограмма: ведет на буксире какое-то судно с испорченной машиной… Муся видела радиограмму – и хоть бы слово! А вчера был шторм. Никогда не упоминает о муже. И один раз (это было в день стахановской победы «Дербента») не пошла его встречать на пристань. Танкеры стоят в порту не более трех часов. Так и отвыкли друг от друга. Это – бывает… Интересно, какой он? Судовой механик, его фамилия, кажется, Власов… нет, Басов… Вероятно, немолодой и молчаливый, как все судовые механики. А. Муся любит смеяться.

…Пятьдесят шесть минут. Несомненно включилась какая-то судовая радиостанция: слабый щелчок и гул в наушниках. Скорее бы начали вызывать! Он обмакнул перо и придвинул журнал. Надо сегодня заговорить с Мусей. Но на вахте неудобно, надо пойти провожать, и тогда…

…Пятьдесят семь минут. Громко и настойчиво зазвенел в тишине телеграф. Озадачили непривычные однообразные сигналы, словно задурила рука на ключе. Три точки, три тире, три точки… СОС… Он дернул книзу шнуры телефона, и стальное полукружие сдавило темя. Бешено забили в виски звонкие хрустальные молоточки:

«СОС, СОС, СОС… Я „Узбекистан“, нахожусь на 42,36 и 18,02 к югу от острова Чечен. На судне возник пожар. Ликвидировать не можем… СОС… СОС…»

Радист начал записывать. С ним было так, как бывает во сне: среди ленивых образов-мыслей вдруг крикнет кто-то над ухом одно слово, и все вокруг становится жутко-зловещим. Молоточки стучали:

«СОС… СОС… 42,36 и 18,02 к югу от острова Чечен. Самостоятельного хода не имею. Буксировавший танкер „Дербент“ обрубил буксир. Уходит прежним курсом. На сигналы не отвечает. Мы в безвыходном положении… СОС…»

– Муся, аварийную… – крикнул Тарумов. – Скорее, Муська!

Глухо сквозь наушники он услышал ее голос:

– Что случилось, Арсен?

– Не говори со мной. Вот телеграмма.

Ее рука протянулась из-за его плеча и схватила журнал.

Он слышал, как стучала она рычагом аппарата.

– Пароходство, – сказала она спокойно, – аварийную мне. Живо!

Опять затрещал телеграф:

«СОС, СОС, СОС… Я „Узбекистан“, имею на борту груз мазута. Взорвались десятые танки. От взрыва теряю остойчивость. Шлюпки спустить трудно из-за огня на юте. 42,36 и 18,02. Танкер „Дербент“ уходит, не отвечая на сигналы… СОС, СОС…»

Пауза. Муся передает телеграмму. Она отвернулась и загородилась рукой. Говорит тихо, чтобы не мешать приему. Молодец Муся. Но вот она бросает трубку на рычаг и подходит к нему.

– Сволочи! – говорит она гневно. – Бросили товарищей… Послушай, Арсен!

– Ну?

– Ты слышишь что-нибудь?

– Нет.

– Арсен, почему они уходят?

– Не знаю. Они ведь тоже с грузом мазута. Боятся сгореть.

– Подлецы! Шкуру спасают, да?

– Ага…

– Арсен, ты слушаешь?

– Да. Не говори со мной.

Радист сдавил ладонями наушники и почувствовал боль в ушах. Разноголосой сумятицей сигналов загудел потревоженный эфир.

«…»Узбекистан», я «Большевик», тридцать миль, иду к вам… Баку, Махачкала, Красноводск, вызывайте сухогрузные суда 42,36 и 18,02 к югу от острова Чечен…»