Лет ей было, вероятно, за сорок. Скромная, тихая, с сохранившимися еще следами былой красоты, она была очень привлекательна.
— Я давно уже слышала о ваших исключительных способностях, — с улыбкой обратилась она к Ли И, — а теперь, видя вашу прекрасную внешность и изящные манеры, понимаю, что это была не пустая слава. У меня есть дочь, и хотя она малообразованна, но внешность ее не уродлива, и она могла бы оказаться подходящей вам парой. Я часто слышала от госпожи Бао о вашем желании и готова сегодня же приказать дочери служить вам с плетушкой и метелкой[142]
.Ли И начал благодарить ее.
— Я, такой безобразный, глупый, не стою и взгляда вашей дочери; но если удостоюсь чести стать ее избранником, то и в жизни, и после смерти буду чувствовать себя осчастливленным.
Цзин-чи приказала подать вино и закуски и велела Сяо-юй выйти к гостю. Ли И встретил девушку поклоном. Ему показалось, что с ее приходом комната стала раем.
Они посмотрели друг на друга; блеск ее глаз просто ослеплял. Познакомились. Девушка села рядом с матерью; та обратилась к ней:
— Ты любишь декламировать:
Это стихи господина Ли И. Целыми днями ты напеваешь их, мечтая о нем, так взгляни на него самого. Это, пожалуй, лучше!
Смущенно склонив голову, Сяо-юй слегка улыбнулась и тихо ответила:
— Есть поговорка: «Видеть в лицо лучше, чем знать понаслышке!» Разве может талантливый муж иметь непредставительную внешность?
Тут юноша несколько раз поклонился ей и сказал:
— Вы, барышня, любите талант, а я поклоняюсь красоте. Любовь отражается в любви, талант и внешность совместимы.
Мать и дочь, переглянувшись, засмеялись.
Вино обошло присутствующих несколько раз. Ли И поднялся и попросил девушку что-нибудь спеть. Сначала она не соглашалась, но мать настояла. Голос у девушки был чистый и звонкий, пела она с большим чувством.
Когда встали из-за стола, было уже темно. Бао провела Ли И отдохнуть в западный зал с очень красивыми занавесями и портьерами. Здесь было тихо и уютно. Бао приказала служанкам Гуй-цзы и Хуань-ша снять с Ли И туфли и развязать ему пояс. Вскоре вошла Сяо-юй; голос ее был нежен, держалась она мягко и покорно. Снимая свои одежды из тончайшего шелка, она смущалась, и от этого становилась еще очаровательнее.
Опустив полог, они легли на одной подушке и слились в любовной радости. Ли И казалось, что встречи поэтов древности с небесными феями на горе У и возле реки Ло, пожалуй, не выдержат сравнения с их свиданием.
Среди ночи Сяо-юй вдруг заплакала. Глядя на Ли И, она сказала:
— Я ведь простая певичка и сама знаю, что вам не пара. Сегодня я доверила вам свою красоту и любовь, положилась на вашу доброту и мудрость. Но боюсь, что настанет день, когда красота увянет, а ваша нежность исчезнет; и буду я тогда как вьющееся растение без опоры, как веер, выброшенный осенью[143]
. В самый счастливый момент моей жизни незаметно подкралась печаль.Ли И был растроган и не мог удержаться от вздоха; положив голову Сяо-юй себе на плечо, он сказал с нежностью:
— Сегодня сбылась мечта всей моей жизни. Клянусь, что я не расстанусь с тобой. Пусть разрежут на куски мое тело и растолкут в порошок мои кости! Как ты, жена моя, могла произнести такие слова! Прошу тебя, дай мне кусок белого шелка, и я напишу клятву.
Сяо-юй вытерла слезы и приказала служанке по имени Ин-тао поднять полог, зажечь свечу и подать Ли И кисть и тушечницу. Сяо-юй в свободное время играла на струнных инструментах и очень любила поэзию и каллиграфию. Все ее ящички, кисти, тушечницы принадлежали когда-то князю Хо. Из вышитого мешочка она вынула кусок белого шелка длиной в три чи и подала его Ли И. Талантливый юноша только коснулся кисти, и вмиг написал клятву; он призывал в свидетели горы и реки, клялся луной и солнцем. Каждая фраза глубоко трогала своей нежностью и убедительностью. Кончив писать, Ли И велел Сяо-юй спрятать клятву в ящичек с драгоценностями.
С этих пор Сяо-юй и Ли И нежно любили друг друга, как зимородки, что парами летают в облаках. Два года прожили они, не расставаясь ни днем ни ночью. Весною следующего года, когда опубликовали результаты столичных экзаменов, Ли И оказался первым в списке и получил назначение на должность архивариуса в управлении уезда Чжэнсянь.
В четвертой луне, собираясь отправиться на место назначения, Ли устроил прощальное пиршество в Дунло. Вся его родня из Чанъани съехалась на этот прощальный пир.
В это время прелесть поздней весны сменилась пышной красотой раннего лета. Когда гости разошлись, сердца Ли И и Сяо-юй наполнились печалью: